Написать эту статью меня побудили две причины.
Первая. Недавно мне позвонил один журналист, который интересовался моим мнением по поводу одного случая происшедшего в больнице с ребёнком и его матерью. Случай на самом деле был чрезвычайный. Ребёнка прооперировали, и он поправился. Тем не менее мать была в шоке, поскольку в ходе событий врач вёл себя с матерью, мягко говоря, неэтично и не соизволил разъяснить, что же случилось во время операции. Мать была столь не в себе, что решила рассказать об этой истории с помощью СМИ.
Вторая. Её подсказал случай, который продолжается по сей день в больнице, где спасли жизнь близкого мне человека, за что я безгранично благодарен докторам, медсёстрам и всему медперсоналу. Но… К сожалению, с точки зрения интересов и прав пациента, больничная система такова, что врачебную помощь оказывают в соответствующих узкопециализированных отделениях больницы. Так, если оказание помощи завершается, но у больного обнаруживают ещё одну болезнь, то его сразу переводят в другую палату, другого отделения, специализирующегося на иной болезни.
И вот близкого мне человека таким образом перетаскивали из палаты в палату шесть раз! Достаточно только представить, тем более, мне – врачу, как трудно больному адаптироваться в новых, специфических условиях. Могу компетентно заявить, что для больного это – громадная и сложная психологическая нагрузка.
Пациент: не субъект лечения, а его объект
Но тут ничего не поделаешь, ибо, увы, речь о единой для цивилизованного мира системе организации здравоохранения. Она жест(о)кая и бесчеловечная, особенно для тяжелобольного. Переносить её очень не просто, а порой и мучительно. Проблему эта система создаёт и для близких больного. В лучшем случае в отдельных отделениях им дозволено звонить в течение определённого часа. Но случалось, что дозваниваться прихоидось два дня. Причём курьёз в том, что получать информацию можно лишь по настольному телефону. Номера мобильников засекречены.
Поняно, что доктор должен выполнять свою работу в соответствии с утверждёнными регламентами, обязательными к исполнению. Ему приходится передвигаться от одного больного к другому по всей больнице. Нагрузки на медперсонал огромные и это объясняет, почему доктора испытывают синдром эмоционального перегорания.
Самое страшное для больного и его близких, если речь идёт о ковиде или ином инфекционном заболевании. Тогда разговор короткий и ответ радикальный: посещение больного запрещено. В минувшем году у нас было огромное число умерших от ковида. Они уже не могут сообщить нам, сколь мучительным стал для них уход из жизни, зато наше, не самое преувеличенное воображение близких к умершему человеку рисует ужас.
В кругу моих знакомых у одной дамы в больнице от ковида умерла мать. Позже она установила, что все письма, отправленные ею своей маме, не были вскрыты… Слуховой аппарат остался упакованным в коробке неиспользованным – никто не помог старушке воспользоваться им. Её дочь была в шоке от того, как бесчеловечно обходились с её матерью перед её уходом в иной мир.
«Для кого вообще существуют больницы?»
Не могу не задать этот банальный, вернее риторический, вопрос. Хотя всем ясно, что не для докторов и остального медперсонала. Для них лечебное учреждение – место работы. Если отвечать за бюрократа, то формальный ответ прост: «Для больных». Но на самом деле основная функция больницы – осуществлять квалифицированную доказательную (научнообоснованную) медицинскую помощь.
Это видно и на примере наших эстонских больниц, которые существуют отнюдь не на худшем, чем в развитых государствах цивилизованного мира уровне. Казалось бы очевидно, что, признавая пациента самой важной фигурой в лечебнице, любой больной нуждается в серьёзной психологической помощи.
В почтении и человеческом достоинстве в больнице нуждаются и родственники пациента, его знакомые. Но именно это у нас в дефиците. Мне могут возразить, что наоборот, внимания – предостаточно, мол, в штатных расписаниях больниц числятся душепопечители и психологи. Но именно их роль в больницах минимизирована. Мне порой кажется, что эти должности созданы лишь для галочки. Хотя помимо оказания помощи в улучшении физического и физиологического состояния больного он нуждается в серьёзной психологической помощи. Сколь возможным это представляется, пациенту следует давать возможность всегда пользоваться телефоном или видеотелефоном. Но по не всегда понятным причинам в некоторых больничных отделениях персонал отбирает у больных телефоны.
Какой прогресс без гуманизации медицины?
Наша система здравоохранения развилась до такого высокого уровня, что, как в родильных домах, так и в детских больницах, созданы семейные палаты, где пациент и его родители могут находиться вместе круглые сутки в течение необходимого числа дней. В то же время в остальных больницах взрослому человеку на посещение пациента отводится всего 15 минут. Зачем такое ограничение? Это не понять ни умом, ни сердцем, ибо бесчеловечно. Кто автор такого предписания и чем оно мотивировано, неведомо. Или в основу его взято некое научное исследование? Увы, реалии в том, что ограничение времени на посещение принимается по собственной инициативе администрации больницы, может и для облегчения труда медиков.
Далее, психологи или душепопечители могли бы чаще общаться не только с больными, но и с их родственниками, то есть, быть мостиком между семьёй и лечащим врачом. Это позволяло бы снижать нагрузку на доктора и положительно влиять на родственников пациента.
Через несколько лет вступит в строй новая Таллинская больница. Надеюсь, что в ней будут оказывать современную доказательную медпомощь. Но необходимо, чтобы в этой огромной больнице будущего учитывали и психологическое состояние каждого пациента, а также содействовали гуманизации медицины, что ощущали бы на себе, и больные, и близкие им люди. Ибо, немыслимо, что наши больницы, как мне иногда кажется, чем-то напоминают сверхстрогим отношением к пациентам содержание преступников в местах заключения. Недопустимо, чтобы нынешняя система обхождения с людьми, находящимися под стражей была гуманнее, чем современное отношение к людям в больницах.
Адик ЛЕВИН,
Доктор медицинских наук