Как у любого исторического строения, у нашей общаги были свои легенды, свои знаменитости и свои обычаи.
Легенды… на то они и легенды, что никто толком не знает, было это или не было. Но раз в памяти сохранено и передается, как жвачка в нашем раннем детстве, – из уст в уста, значит, что-то было.
Самая первая легенда, о которой нам поведали старшие, это была эпическая битва между кавказскими диаспорами, случившаяся за невыясненное количество лет до нас. По преданиям, в битве с холодным и даже огнестрельным оружием участвовало несколько десятков человек. Были серьезно раненые. Были ли убитые – история умалчивает. На место битвы в перепуганную общагу, где студенты забаррикадировались внутри комнат, прибыли милицейские патрули. Из-за чего случилась битва, что было причиной, никто не мог объяснить внятно. Есть гипотеза, что часть обитателей общежития студентами не являлись. Каким-то образом они жили полулегально. Скорее всего это и были зародыши возникших позднее кавказских ОПГ. Но не знаю, не знаю… за что купила, за то и продаю.
Еще одна легенда была про жертву “закона чести”. Предание гласило, что это была кавказская девушка, влюбившаяся помимо брака.
Надо вам сказать, что кавказцы в общежитии придерживались двух радикально противоположных взглядов на отношения со студентками: свои девушки, которых было крайне мало, считались табу и все “джигиты” полагали себя вправе надзирать за их нравственностью. Остальных, некавказских, те же самые джигиты полагали законным полем охоты.
Иногда реально приходилось жаловаться нашим парням на бесконечные домогательства с их стороны. Тогда время от времени вспыхивали потасовки, после которых джигиты на некоторое время снижали градус национального темперамента.
Так вот, по легенде, девушка с Кавказа влюбилась, но замуж ее соблазнитель не позвал. Или же был из той категории, что считалась неприемлемой для “правильной” кавказской невесты. Как бы там ни было, но природа взяла свое, и через положенное время девица должна была принести плод любви, о котором не знал никто, кроме ближайших подруг.
Ужас ситуации можно представить на примере строго мусульманских стран. Внебрачная связь плюс незаконнорожденный младенец. Как гласила легенда, несчастная родила прямо в туалете, после чего попыталась утопить новорожденного в унитазе. Опять же, согласно легенде, джигиты попытались ее убить. Что там было дальше, чем закончился этот хоррор, нам неведомо. Но легенда есть легенда. Было или не было, но сказ остался.
Из знаменитостей был очень интересный персонаж. Похоже, он пасся вокруг нашей общаги годами, если не десятилетиями. Это был всем известный эксгибиционист, живший где-то по соседству. Больной человек, но раздражал сильно.
На первом этаже нового корпуса у нас был буфет (совершенно несъедобный) и большая комната, типа Красного уголка, для заседаний студсовета и прочих официальных действ. Высокие французские окна от пола до потолка, снабженные такой же длины шторами. Но проблема была в том, что шторы были впору по длине, а вот по ширине подгуляли – не обеспечивали нормального перекрытия окон. Кто и как заказывал эти шторы, бог знает, но постоянно между штор оставались незадернутые проемы.
“Зимний день в сквозном проеме незадернутых гардин”. А у нас в проемах постоянно нарисовывался этот персоныш в распахнутом плаще. Выбегать наружу, чтобы его выловить и разъяснить, как нехорошо он себя ведет, было бесполезно: он с необъяснимой скоростью успевал смыться от нашего праведного гнева. Мы потом уже настолько привыкли к его появлениям, что просто перекрывали шторами те промежутки, где он объявлялся. Сейчас мне это кажется очень смешным: обсуждая насущные вопросы жизни общаги, мы между делом, даже не поворачивая головы, дергали шторы то туда, то сюда, пока он бегал вдоль окон, пытаясь привлечь наше внимание.
Еще одна легендарная традиция была поведана в приватном порядке одним из парней. Состояла она в том, что новичкам мужеска полу выдавалась полная раскладка общежитского распорядка, как сказали бы сейчас “полный бэкграунд”: кроме расположения стратегически важных мест типа душа, кухни и так далее, это была инструкция по использованию всех преимуществ “общей жизни”. Кто из девчонок может по доброте душевной покормить, кто не прочь постирать рубашки в расчете на дальнейшие отношения, кто душевно и телесно отзывчив, а кого лучше обходить стороной, – новичков посвящали во все тонкости и при этом обучали новобранцев, как дрессировать смену тем, кто неизбежно окончит и уедет… а мы-то удивлялись, чего это они к нам пристают с просьбами “помочь” то в том, то в этом. А то была попытка дрессировки. Не слишком успешная в нашем случае.
Про обычаи
Один из обычаев – всеобщее целование после прихода Нового Года.
Били куранты. Сидевшие до того за праздничными столами студенты высыпали в коридоры и принимались обниматься и целоваться со всеми встречными.
В одну из новогодних ночей наш Виноградский, преподаватель английского, назначенный надзирать за порядком в общежитии вместе с двумя другими преподами, буквально переходил из объятий в объятия. Ради этого сбегались девчонки даже с других этажей – новость разнеслась мгновенно, всем хотелось поцеловаться с Андреем Васильевичем. Вел он язык у доброй половины общежития, а другая половина учила немецкий. Возможно, что преподаватель немецкого тоже был не обижен, если ему выпало дежурить в свою очередь. Уж как там был счастлив сам Виноградский, но нам было очень весело
На первое апреля добрым обычаем было устраивать приколы и розыгрыши: их и так хватало в нашей жизни, но на День Дурака происходил буквально взрыв остроумия разной степени поражения.
Например, было очень популярно раскрасить спящих ребят несмываемой косметикой, навести брови, тени наложить, помадой раскрасить губы и щеки. Что удивительно, они не просыпались. Крепок молодой сон.
Самым невинным было, пожалуй, обилие смешных объявлений на доске информации. Чего там только не лепили, каждый в силу своего воображения и чувства юмора. Уже даже и не упомню толком, что мы там писали. В памяти осталось “Продаю арабскую кровать (со спящим арабом)”. Арабские кровати тогда были почему-то очень модны и популярны в московской мебельной тусовке. Нам арабские кровати были и не нужны и недоступны, но мы были в тренде. На первое же апреля другого года парни ухитрились ночью вынести пресловутого “спящего араба” на его арабской панцирной “кровати” в коридор и оставить там досыпать.
Уже на старших курсах, четвертом или пятом, когда мы проживали в “новом корпусе”, запомнился первоапрельский розыгрыш: из холла с лифтами и лестницами вели двустворчатые стеклянные двери в коридор, где были квартирные блоки на две комнаты с (о роскошь), собственными туалетом и душем. Двери в сии приватные помещения, естественно, были без окон. И вот в ночь на первое апреля наши парни не поленились снять стеклянные двери с холла, притащить и перевесить вместо нашей туалетной двери. А туалетную дверь упереть в дальние зеленя.
Как потом рассказывала жертва этих дверных перемещений: Пошла я ночью в туалет, закрыла дверь и продолжаю спать, открыла глаза на секунду, ничего не понимаю – передо мной на стене плакат с Абдуловым. Но я его раньше через дверь не видела! Что за хрень?..
Встала, открыла дверь, вышла из туалета, закрыла дверь, повернулась – смотрю через дверь и вижу гребаный унитаз! Открыла дверь, вошла внутрь, повернулась – вижу плакат. Ну, думаю, перезанималась. Только потом разглядела надпись поперек стекла “С Первым апреля!”
Еще одна традиция была связана с нашими горными орлами, отмечавшими огненной лезгинкой любую значимую для них дату. Регулярно в вестибюле общежития орлы собирались стаей и выдавали “Асса!” на-гора, колотя по всем подручным средствам, от гитар до кастрюль.
Мы, разумеется, ничего такого не плясали, зато мы пели. Собирались в конце нашего длинного, идущего зигзагами коридора, под окном у задней лестницы, приносили гитары. На гитарах понемногу тренькали многие, но настоящих асов были единицы. Одним из таких виртуозов был Андрей Тереховский. Он не просто играл, он мог перебросить гитару за спину и продолжать исполнять мелодию, он поднимал инструмент вверх и играл над головой, он перебрасывал гитару под левую или правую руку, не прерывая музыки. Его обожали. Без него не обходился ни один праздник. Он был нарасхват. Его постоянно зазывали в гости. Но наши посиделки у “задней лестницы” были святы: когда в общежитии наступала полночь, песенная ватага стекалась к лестнице, приходил Тереховский, обводил нас задумчивым взглядом и начинал “ На муромской дорожке стояли три сосны…”
“Прощался со мной милый до будущей весны” – подхватывали мы.
Тереховский играл песни одну за другой, а мы все пели и пели… ах, как мы пели. Тогда только началась невероятная популярность Берковского: “И когда над ними грянул смертный гром, нам судьба другое начертала, нам, непризывному, нам, неприписному воинству окрестного квартала… вспомните, ребята, вспомните, ребята, это только мы видали с вами, как они стояли у военкомата с бритыми навечно головами”; “Мне снится старый друг, который стал врагом”, “Не верь разлукам, старина, их круг лишь сон, ей-богу, придут иные времена, мой друг, ты верь в дорогу” , “А в солнечной Бразилии, Бразилии моей такое изобилие невиданных зверей”. Никитины с их “Александра, Александра”, “Собака бывает кусачей”, “Только лошади летают вдохновенно”, “Времена не выбирают” и так далее, так далее, так далее. Удивительно, как мы все это помнили.
Раз уж заговорили про Никитиных и Берковского, то непременно нужно рассказать, какие знаменитые гости побывали в нашем институте.