Доколе? Об этом не напишут Эстонские медиа!
Похожие статьи
Птицы
В ресторане носятся воробьи. Как маленькие свирепые штурмовики-истребители, они идут на бреющем над головами обедающих, заходят на пике и приготавливаются к атаке: так и ждешь, что сейчас ударит пулемет, в страхе раскатятся люди в разные стороны, и победитель гордо приземлится на стол, окинет орлиным взором трофеи и даст своим команду: Можно! Налетай, братва!
Вода в бассейне голубая. Конечно, это не вода, вода прозрачная, это дно и стенки бассейна выкрашены в голубое. Когда смотришь на бассейн сверху, это похоже на карту морей, светлое мелководье и густая синева на глубине. Океан в миниатюре.
Над голубой водой голубое небо.
Над бассейном летит обыкновенный воробей, изнанка его крыльев отражает голубое и кажется, что это удивительная синяя птица.
Вечером на парапет террасы бара прибывают горлицы, похожие на интеллигентных еврейских мальчиков: круглые темные глаза в белых очках и длинный нос с горбинкой на конце. Горлицы коралловыми ножками ступают по парапету, по спинкам кресел, останавливаются, смотрят укоризненно: в глазах у них вся скорбь еврейского народа.
Д. кормит горлицу с руки орешками.
Привлеченный угощением, с небес спускается новый соискатель благ, и тут наш знакомый интеллигент вдруг превращается в базарного хама. Он нахохливается, растопыривается, пригибает голову, как разъяренный бык, и с утробным блеянием наскакивает на пришельца.
Так и слышишь: Это наша корова и мы ее доим!
Он гонится за соперником, пока тот не спасается на высоком шесте для антенны, и с победой возвращается к длани дающей. Д. вознаграждает его за храбрость.
С трех до пяти пополудни возле ресторана пекут блинчики и вафли всем желающим.
Каменные круги раскалены. На них девушка наливает ложку теста, ловко размазывает по кругу, раз-два, минута-полторы – блин готов. И это не ублюдочный креп, а полноценный тонкий блин, совсем как домашний. Жидкий шоколад, сливки, свежие ягоды в легком сиропе, клюквенное варенье. Устоять невозможно, даже если ты не голоден. Мы не голодны, но я иду на запах и беру два блина: себе с ягодами (в жалкой попытке убедить себя, что там нет калорий) и со сливками и шоколадом для Д.
Ставлю тарелки на стол и отлучаюсь на три секунды, чтобы позвать Д. на блины… сзади раздается возглас и смех. За три секунды на шоколадный блин спикировал воздушный пират и даже успел отщипнуть кусочек. Я замахиваюсь вилкой. Вилка вылетает из пальцев и падает на звонкую плитку.
Кактусы
На Лансароте почти нет травы, она растет полянками в тщательно культивируемых местах под неустанным поливом. Зато полно кактусов. Впечатляют четырехметровые зеленые колонны, похожие на лингамы Шивы, только граненые и колючие. Здоровенные щетинистые шары с хохолком на макушке. Сборище канделябров: словно пьяный мастер начал собирать семисвечник, да перестарался. Очень мило смотрится кактус “лепешка-на-лепешке”. Он цветет нежным цветком цвета “незабвенный закат”.
Кроме кактусов есть пальмы. Огромные голые стволы и косматая верхушка напоминают стоящие дыбом веники. Листья двух видов: длинные свисающие перья или растопыренные веера, между листьями притулились какие-то гроздья мелких ягод. На этих гроздьях иногда можно увидеть зеленых длиннохвостых попугаев. Раздается крик “Кия! Кия! Кия!”, словно зовет друзей отбившийся от стаи каратист, и вот он летит, крестом прочерчивая небо.
Кроме пальм есть еще колючие молочаи с венком вокруг головы, они похожи на очень худых и длинных старых дев, украсивших себя по весне. Бугенвиллеи с их яркими пунцовыми то ли цветами, то ли листьями на верхушках ветвей. Цветущие розовым и белым олеандры.
Старый город
Д. бывал на Ланжероте 20 лет назад. У нас день воспоминаний, день ностальгии, мы отправляемся в город в надежде найти прошлое. Или хотя бы его остатки.
Садимся на автобус. В ланжеротском автобусе нужно пристегиваться, если ты сидишь. А если сидений не хватило и ты стоишь, то пристегиваться, соответственно, не надо. Мне нравится этот дуализм.
Автобус привозит нас в марину – небольшую гавань с яхтами и водяными мотоциклами. Настоящий порт находится дальше, а эта гавань осталась со старых времен, когда еще не было пирса и рыбацкие лодки отчаливали прямо от порога прилепившихся на крутом склоне домов, от лавовых камней. Кое-где еще сохранились эти лодчонки-обечайки, скорлупки, рассчитанные на одного человека. Как можно было выходить в море в этом корытце – тайна сия велика есть.
Мы идем по пирсу. Дно – застывшие потоки лавы. Вода прозрачна и чиста, в воде взблескивают серебряные сполохи. При ближайшем рассмотрении сполохи оказываются рыбьими боками. Стоит вглядеться, и под нами обнаруживается огромное количество рыбы всевозможных размеров, от мальков величиной с палец до полноценных экземпляров до метра ростом. Рыба важно ходит стадами, что-то выискивает на дне, мелочь суетится у берега, шныряя туда-сюда.
Но вот кто-то из гуляющих бросает в воду кусок хлеба. Это похоже на взрыв глубинной бомбы. Вода возносится вверх и рассыпается брызгами вперемешку с плотными серебряными телами. Раздается такое чмокание, словно мы не на пирсе, а в поросячьем загоне, кусок хлеба швыряет акустическими ударами во все стороны, пока от него не остается ни крошки, крошки подбирает мелочь.
Вода медленно успокаивается. До следующего куска.
Языки и народности
Ланжероте пока что остается заповедником для британцев, американцев, немцев, в меньшей степени французов и испанцев. Везде говорят по-английски. Везде предлагают поменять фунты на евро “по самому лучшему в городе курсу”.
Мы идем в направлении своего отеля по главной улице. Смотреть здесь не на что, кроме магазинчиков, лавочек, баров и ресторанчиков всех видов. Нас постоянно хватают за полы, зазывая на “самое дешевое” в округе пиво. Самое дешевое стоит полтора евро.
Наверное, у владельцев этих баров сильно упала выручка, когда большинство отелей перешло на “Олл инклюзив”. Зачем туристу платить за пиво, которое в своем отеле он получит бесплатно?
Вот и мы вежливо отклоняем льготные предложения.
Другое дело магазинчики. Они переполнены пестрым тряпьем и многоцветными сувенирами: платья, юбки, блузки, сарафаны, майки, шорты, полотенца, магниты, детские игрушки, все яркое, заманчивое, так и просится в руки “Купи меня! Купи!”
Не удерживаюсь от соблазна и начинаю перебирать пляжные одежки, предлагая Д. одобрить. Но ему ничего не нравится.
В десятой или двенадцатой по счету лавке он не выдерживает и говорит: “Если я сейчас скажу “да”, мы уже пойдем дальше?”
Устыдившись, вешаю забракованный сарафан обратно.
Д. прав: мне не сарафан нужен, важен сам процесс.
Большинство владельцев лавок – китайцы. Большинство владельцев баров – ирландцы.
На исторической родине ирландцы не любят англичан, и англичане с удовольствием платят им тем же. Но на Ланжероте все англоязычные поневоле братья. Поэтому: “Велком! Заходите! У нас самое дешевое и вкусное в округе пиво!”
Сегодня утром в пруду вдруг обнаруживаются рыбины размером в метр без малого. Где они скрывались до сих пор – непонятно. Вдобавок вижу ярко-красных и золотых вуалехвостов ростом с тойтерьера. Впечатлена.
Вчера в галерее заблудился воробей. Бедный глупыш носится вдоль панорамных окон, как неприкаянная душа, в полной панике. Садится, разинув клюв, чтобы отдышаться и снова пускается на поиски выхода. Там, за стеклом, свобода, теплый текучий воздух, родная стая, здесь обманный простор, огороженный твердым стеклом. Так и хочется крикнуть: ”Вниз, братан! Бери курс ниже!”
Но ведь не поймет.
Постепенно смеркается, и несчастный маленький птичий силуэт темнеет на фоне заката.
Утром оказывается, что воробей нашел выход. Ура!
Из окон холла видны заходящие на посадку самолеты. После 8 часов вечера они прибывают с периодичностью 5-10 минут. Самолеты снижаются, и мне кажется, что они похожи на сытых, сонных, счастливых пчел, несущих в родной улей богатый взяток.
Утром дошли до посадочной полосы аэропорта и посмотрели, как самолеты заходят на посадку прямо над головой. С натужным ревом они проносятся поверх полосы пляжа и садятся за огороженный колючей проволокой забор. Тут же разрешился вопрос, почему мы видит садящиеся самолеты и не видим взлетающие: в аэропорту одна полоса и на взлет и на посадку. И одно направление. Как только садится один самолет, другой изготавливается на взлет. Один со стороны океана идет вниз, другой в сторону гор уходит вверх. Круговорот самолетов в природе.
