Доколе? Об этом не напишут Эстонские медиа!
Похожие статьи
Мой школьный учитель русского языка и литературы, Петр Александрович Пинчук, (пусть земля ему будет пухом), когда-то мимоходом сказал – “Если вы начнете не читать а пить Паустовского, как пьют ароматный чай, значит вы все поняли про русский язык”.
Это я постиг только в 1968 году, начав читать его “Ильин омут”. А когда увидел фотографию, на которой Марлен Дитрих на сцене встала на колени перед Константином Георгиевичем, еще раз вспомнил слова своего школьного учителя литературы.
Марлен Дитрих была известна своей любовью к России и русской культуре – очень ценила Паустовского , упоминала о своей “русской в душе”, жаждала увидеть СССР. В 1963 году ее мечта осуществилась. Она вспоминает:
“Когда я приехала на гастроли в Россию, то в московском аэропорту спросила о Паустовском. Тут собрались сотни журналистов, они не задавали глупых вопросов, которыми мне обычно досаждали в других странах. Их вопросы были очень интересными. Наша беседа продолжалась больше часа. Когда мы подъезжали к моему отелю, я уже всё знала о Паустовском. Он в то время был болен, лежал в больнице. Позже я прочитала оба тома „Книги о жизни“ и была опьянена его прозой.”
После одного из своих концертов, на сцену вышел с поздравлениями и комплиментами большой начальник из кагэбэшников и любезно спросил Дитрих: “Что бы вы хотели еще увидеть в Москве? Кремль, Большой театр, мавзолей?” И эта как бы недоступная богиня в миллионном колье вдруг тихо так ему сказала: “Я бы хотела увидеть советского писателя Константина Паустовского. Это моя мечта много лет!“
На один из концертов Марлен Дитрих в Ленинграде Паустовского все-таки привели, под присмотром врача и жены. За кулисами певице сообщили, что ее любимый писатель сейчас в зале, но она не могла в это поверить – накануне он перенес инфаркт и лежал в больнице.
“Мы выступали для писателей, художников, артистов, часто бывало даже по четыре представления в день. И вот в один из таких дней, готовясь к выступлению, Берт Бакарак и я находились за кулисами. К нам пришла моя очаровательная переводчица Нора и сказала, что Паустовский в зале. Но этого не могло быть, мне ведь известно, что он в больнице с сердечным приступом, так мне сказали в аэропорту в тот день, когда я прилетела. Я возразила: „Это невозможно!“ Нора уверяла: „Да, он здесь вместе со своей женой“.
“По окончании шоу меня попросили остаться на сцене. И вдруг по ступенькам поднялся Паустовский. Я была так потрясена его присутствием, что, будучи не в состоянии вымолвить по-русски ни слова, не нашла иного способа высказать ему своё восхищение, кроме как опуститься перед ним на колени. Волнуясь о его здоровье, я хотела, чтобы он тотчас же вернулся в больницу. Но его жена успокоила меня: „Так будет лучше для него“. Больших усилий стоило ему прийти, чтобы увидеть меня.”
Если для меня Паустовский открылся в рассказе “Ильин омут”, то для Дитрих: “Однажды я прочитала рассказ „Телеграмма“ Паустовского. Он произвёл на меня такое сильное впечатление, что ни рассказ, ни имя писателя, о котором никогда не слышала, я уже не могла забыть. Мне не удавалось разыскать другие книги этого удивительного писателя. У меня остались его книги и воспоминания о нём. Он писал романтично, но просто, без прикрас. Я не уверена, что он известен в Америке, но однажды его „откроют“. В своих описаниях он напоминает Гамсуна. Он — лучший из тех русских писателей, кого я знаю. Я встретила его слишком поздно.”
