Доколе? Об этом не напишут Эстонские медиа!
Похожие статьи
20 лет со дня смерти русского поэта Юрия Поликарповича Кузнецова
Считаю принципиально важным, актуальным и первоочередным изучение творчества поэтов, ориентированных на национальные традиции, для кого понятие народности не стало пустым звуком, кто ищет свежие образы в фольклоре и славянской мифологии, кто не играет словами, а глубоко переживает национальную трагедию русского народа, пытается вывести его из духовного кризиса.
Поэзия Юрия Кузнецова в стилевом плане, несомненно, романтическая, ассоциативно-метафорическая, философская и трагическая по своему пафосу. Но по большому счету к нему не подходит двоичная система воссоздающего и пересоздающего искусства, реализма и романтизма. Это ирреализм, ибо поэт своим практическим опытом проникает в сферы непознаваемого, но это и духовный реализм, ибо духовная реальность выступает у него явной, осязаемой, видимой ипостасью мира.
Юрий Кузнецов сумел найти новый нравственно-философский аспект, выразил собственное понимание народной трагедии, которая далеко не кончилась в день Победы, а продолжается и теперь.
Отражать научно-техническую революцию в своем творчестве вовсе не значит заниматься ее апологетикой. Напротив, поэт, близкий к подлинно народной точке зрения, всегда увидит подводные камни на пути прогресса, изнаночную сторону внешне отрадного явления, не умом, так сердцем поймет, что же в конечном итоге пойдет на благо людям, а что – во вред. Характерно в этом отношении стихотворение Кузнецова «Атомная сказка». Русского Ивана-дурака на путях социального, научного, культурологического рационализма ждет крах.
Творческий потенциал Кузнецова как поэта, одержимого «русской идеей», раскрывается в полном объеме. Цель у него одна – переплавить горький социальный опыт, больше того, опыт своего земного существования в ценности духовной жизни. В книгах «Выходя на дорогу, душа оглянулась» (1978), «Отпущу свою душу на волю» (1981), «Русский узел» (1983), «Ни рано ни поздно» (1985), «Душа верна неведомым пределам» (1986) поэт продолжал утверждать свое право воплощать всю сложность и парадоксальность мира и человека, неразрывно с ним связанного: «Узрел я мир, попутный или встречный; / Его края / Распахнуты в клубки противоречий, / И всюду – я». Поэт мифологизирует действительность. Многие его стихи – это развернутые метафоры, воплощающие судьбу России. Таково стихотворение «Седьмой» о смертном грехе насилия над собственной матерью и мести братьев друг другу, об их гибели и неутешных слезах поруганной матери. И в «Семейной вечере» – все о России, судьбе русского народа, отца, матери и детей.
Прикосновение к вечным темам и острейшим конфликтам времени, трезвость взгляда и романтический порыв, взлёт фантазии, обращение к средствам фольклора: сказке, легенде – все это должно было помочь постижению глубины жизни, мира, бытия. Его стих восходит к древним сакральным формам искусства. В «Возмездии» Кузнецов прямо выражает веру в силу слова, возможность заклятья стихом сил зла, в онтологическую сущность слова. На протяжении всей своей жизни поэт сражался с невидимым злом, «что стоит между миром и Богом».
Художественный мир Кузнецова органично и эстетически значимо включает в себя народно-сказочные элементы сюжета, персонажи, образы, мотивы, волшебные предметы: дорогу, камень с надписью на распутье, мёртвую и живую воду, золотую рыбку, волшебное зеркало, решето и т. д. («Золотая гора», «Дом», «Сказка о золотой звезде», «Сказка гвоздя», «Здравица памяти»). Характерна для Кузнецова поэтизация троичности.
Фольклорная символика и миф в творчестве Кузнецова могут быть рассмотрены как праязык. Для него характерны мотивы одиночества и странничества, памяти и прапамяти, при этом судьба лирического героя воплощает в себе судьбу России и русского народа в целом.
В поэме «Дом» национальный эпический мир создаётся благодаря сказочным мотивам. Мотивы, используемые в сюжете, становятся элементами мира народной жизни, национальной судьбы, увиденной через призму фольклорной традиции, национального характера и мировосприятия, национальной истории.
Если говорить о ведущих национальных идеях, то идея цельности – одна из них. Это фактически национальная традиция русского искусства.
Эпическое пространство развёрнуто в душе поэта. Оно не сфотографированное, не отражённое, а сконцентрированное, сгущённое. Эпический мир – как бы сон наяву.
«В душе моей сто мыслей на весу. У каждой мысли сто путей, как для огня в лесу», – приоткрывает поэт тайну творческого процесса, то есть отрицает субъективность, запрограммированность, авторский произвол в создании национального мира. Все события в поэмах разворачиваются под знаком своей земли, своего национального мира. Со словом «Русь» Иван сражался в чужих землях, «Ну, слава богу! Русь идёт…», – восклицает Лука, заслышав «слитный гул и ход» освободителей. Да и сам автор в эпилоге, рисуя картину Победы, заявляет: «Я видел Русь с холма…». В отношении Запада и Востока эпическое пространство Руси серединно. «Косматый Запад тучи шлёт, Восток – сухую пыль». Национальный мир желанен и любим (и в этом смысле идеален): «Цветами родина полна, шипеньем – заграница». Образ Дома – символ своего эпического мира. Поэт подчёркивает непостижимость национального пространства и времени, быта и бытия, чувства и мысли. Это и «русский вздох, что удалью зовётся», и «свобода русской воли!», и почти философская категория, которой определяет русский человек свою жизнь, – «ничего»: «Что в этом слове «ничего» – / Загадка или притча? / Сквозит вселенной из него, / Но Русь к нему привычна». Кузнецов как бы конкретизирует и наполняет зримыми образами смысл тютчевского «умом Россию не понять…», подчеркивая величие, сложность, противоречивость и загадочность национального мира.
Национальные характеры глубоки и значительны, потрясающи в своих крайностях взлёта и падения, как в «Братьях Карамазовых» Ф. Достоевского. По сути, историческая судьба страны обусловлена этим национальным характером. Для Кузнецова характерна установка на этническую определённость в изображении героя. В стихах и поэмах самого Кузнецова показаны сатанинские, человеконенавистнические, денационализированные силы. Лука, как и Филя, их жертва.
В традициях русского народно-героического эпоса было изображать героя внешне обыкновенным, но обладающим богатырской силой. Так или иначе, эта традиция подхвачена и развита в русской поэзии.
Эпическое время жизни народа, по мысли поэта, включает в себя и века истории, и жизнь прежних поколений, и миг любви, подвига, поступка конкретного человека:
Завижу ли облако в небе высоком,
Примечу ли дерево в поле широком, –
Одно уплывает, одно засыхает…
А ветер гудит и тоску нагоняет.
Что вечного нету – что чистого нету.
Пошёл я шататься по белому свету.
Но русскому сердцу везде одиноко…
И поле широко и небо высоко
«Поэтические формулы» – это нервные узлы, прикосновение к которым будит в нас ряд определённых образов, в одном более, в другом менее», – подчёркивал ещё А.Н. Веселовский.
Кузнецов считал себя социальным поэтом. В его стихах ясно звучит тревога за судьбы планеты, за будущее России, за сохранность и жизненность национальных идеалов, за чистоту и красоту народной нравственности и эстетики. В стихотворении «Змеиные травы», написанном в годы застоя, возникает образ мчащегося поезда, везущего «мечты и проклятья земли», колеса которого «на змеиные спины сошли»: «Канул поезд в пустое пространство. / Но из Вас никому невдомек, / Если вдруг среди мысли раздастся / Неизвестно откуда – гудок». Ясно, что речь идет о паровозе, у которого «в коммуне остановка». Сложная метафорическая система позволяла поэту пробиваться через цензурные рогатки с идеями, которые были неприемлемы для властей того времени. Змея – символ всего безнравственного, лжи и подлости; пустое пространство символизирует и отрыв от земли, и остановку в движении, и потерю нравственных идеалов. В то же время в душе современного человека ещё способен раздаётся гудок – революционных ли идеалов справедливости, высокой ли народной нравственности, понимания ли подлинно прекрасного в искусстве – во всяком случае, правды.
Поэзия Кузнецова глубоко конфликтна. В мире идёт непрекращающаяся борьба добра и зла, борьба сатанинских сил с Богом. Понятия Неба, Солнца, Звезды несут в себе смыслы, связанные с понятиями Добра и Света. Звезда у него определяет судьбу, символизирует талант, счастье, удачу, то, что идёт от Бога. Луна как источник отражённого, искажённого света, напротив, символизирует ложь. С этим же связано противопоставление ночи, мрака, тьмы, тени дню, то есть свету, красоте, истине, справедливости, Божьему откровению. Один из основных образов-символов у Кузнецова – душа как бессмертное, нематериальное начало в человеке.
Предмет своей любви и почитания поэт именует по-разному: «Родина», «матушка Россия» «Россия-мать», «Русская земля», «Великая Русь», «Отчизна», «Земля российская», «Русь святая», но суть одна. «Принимала ты все племена / И друзей и врагов обнимала. / Хоть меняли твои имена, / Ты текучей души не меняла», – пишет он в стихотворении «К Родине». Сердце поэта обливается кровью, когда он видит разорение родной земли: «Посмотри! Твою землю грызут / Даже те, у кого нет зубов. / И пинают и топчут её / Даже те, у кого нету ног, / И хватают родное твоё / Даже те, у кого нету рук».
Но следует подчеркнуть, что свою Родину он не идеализирует, как не идеализирует и русский народ. В стихотворении «Сидень» его ролевой герой, восходящий к образу русского богатыря, «на солнце глядит и его отгоняет камнями», а в стихотворении «Дело» он рубит сук, на котором сидит. Не исключение в этой галерее образов и сам лирический герой, который находится во внутренней борьбе («Бой в сетях»). Пространства широкого русского поля и души русского человека – это поле борьбы сил добра и зла, света и тьмы, жизни и смерти. Стихи о Боге и дьяволе в его сборниках часто соседствуют. Но внимание персонифицированному злу он уделял в 70-80-е годы больше, ощущая его присутствие повсюду: и в социальном мире, и в душе человека, и во всем мироздании. Но это не говорит о его уходе от православной традиции, ибо в падшем мире и по библейским понятиям «силен сатана».
Русская идея свободно течёт из сердца поэта, и, ощущая путы сатаны, чуждой идеологии или падшего мира, он с отчаянной пронзительностью восклицает: «Я нигде не умру после смерти / И кричу, разрывая себя, / – Где ловец, что расставил мне сети? / Я – свобода! Иду на тебя!». Заповедь любви для него остаётся ведущей: «Люблю, люблю!..» – Моя душа так рада / На этом свете снова видеть свет».
Не изменил своих взглядов и своей творческой манеры Юрий Кузнецов и с началом перестройки. В стихотворении «Свеча закона» он размышляет о правовом государстве. В темноте свеча освещает лишь небольшой круг, а дальше «бродит страх и слышен рёв дракона». В солнечной стране свеча закона почти не видна и страха там нет. В эту «светлейшую страну» устремлён духовный взор поэта. Казалось бы, в стихотворении «Откровение обывателя» речь ведёт воинствующий мещанин: «Перестройка идёт по земле! Мне то что! Хлеб и соль на столе…». Но дело в том, что в произведении имеется второй план, где явно звучит тревога за судьбы страны: «Там котёл на полнеба рванёт, / Там река не туда повернёт, / Там Иуда народ продаёт. / Все как будто по плану идёт… / По какому-то адскому плану». Поэт замечает, что слово «Гласность!» – даже немые кричат, но о главном и в мыслях молчат, только зубы от страха стучат…». Автор свидетельствует: «Занесли на Бога серп и молот, / Повернули реки не в ту степь». В нашей стране, по его представлениям, из семени свободы вырос «то ли дуб, то ли храм деревянный», и герой Кузнецова, русский «беглец и бродяга», слышит «песнопенья святые». Но занесенная из иных стран идея, в конечном счёте, дала чудовищные результаты: под дубом «собираются рыла свиные, / Потому что хотят желудей». В стихотворении «Ловля русалки» Россия-русалка заглотнула словечко «свобода» вместе с крючком. При этом поэт не хочет уподобляться тем, кто в советское время бичевал царизм, а теперь Сталина. Выпукло, в историческом времени он, например, рисует образы Ленина и Сталина. На современность он смотрит критическим взором, сопоставляя ее «достижения» с вечными ценностями.
Его поэзия пронизана христианским мировидением, теснейшим образом связана с онтологическими, гносеологическими, этическими и эстетическими поисками. Кузнецов, как и другие современные «почвенники», по большому счету выражает убеждение в существовании вечной жизни, в Божественном происхождении и развитии мира, Божественной предопределённости судьбы человека при всем его несомненном праве на свободу выбора, он верит в особый статус «Святой Руси». Следует особо подчеркнуть эту единую русскую национальную ментальность. Поэт признавался, что в храм ходил редко, но «сохранил психологию православного человека». Бог для него «несомненен», «Христос – тем более». Он чтил православные святыни, старался исполнять заповеди.
Кузнецов пришёл к чувству Божьего промысла и явного наличия в мире Христа. У поэтов христианской религиозной ориентации понятие о будущем связано с представлениями о жизни «вечной, нескончаемой». В стихотворении Юрия Кузнецова «Новое солнце» «Матерь Божья над Русью витает, / На клубок наши слезы мотает, / Слезы мертвых и слезы живых», а в «Видении Христа в урагане 12 июля 2001» он прямо признается: «В разломе туч, над главами державы / Я увидал иконный лик Христа. / Я грешник, и всего одно мгновенье / Он на меня со строгостью взирал. / Белёсой мглой заволоклось виденье, / И ураган Москву переорал». В стихотворении «Невидимая точка» взгляд лирического героя устремлён в невидимую точку, и эта точка – Бог.
В то же время в творчестве Кузнецова значительное место занимают эсхатологические мотивы: «Господи Боже! Спаси и помилуй меня, / Хоть за минуту до высшего Судного Дня: / Я бы успел помолиться за всех и за вся, / Я бы успел пожалеть и оплакать себя…». Автор глубоко убежден в том, что Россия – это последняя надежда человечества. С ее уходом оно неизбежно деградирует и погибнет: «Я ухожу. С моим исчезновеньем / Мир рухнет в ад и станет привидением / – Вот что такое русское ничто!».
Поэтическая пенталогия Юрия Кузнецова о Христе («Путь Христа», «Сошествие в Ад», «Рай») – без всякого сомнения, одно из самых значительных явлений русской литературы на стыке веков, итоговое произведение как для русской литературы ХХ века, так и для творчества самого поэта. Кузнецов сконцентрировал в этом произведении все свои художественные находки. Это поэма-цикл, проникнутая сквозной идеей, связанная образом Христа, концепцией веры, бытия, Бога и судьбы человечества.
Из книг поэта всплывает навстречу нам и будущим поколениям русских людей образ Китежа, образ национального мира, бережно сохранённого и подаренного поэтом читателю.
Через живое созерцание бытия, мира и человека, природы и национальной истории Юрий Кузнецов указывает духовный путь русскому народу.
Валерий Редькин, доктор филологических наук
Дорогие друзья! Нашему сайту нужна ваша поддержка. Желающие это сделать, могут перевести посильную сумму на счёт Правозащитного центра “Китеж”. Центр находится в списке льготников, поэтому с пожертвований возвращается подоходный налог.
MTÜ INIMÕIGUSTE KAITSE KESKUS KITEZH
EE332200221063236182
Пояснение: annetus
