Доколе? Об этом не напишут Эстонские медиа!
Похожие статьи
27 августа отмечается День российского кино, и мы расскажем о молодом российском актёре Александре Кузнецове.
За последний год Александр Кузнецов успел появиться в изрядном количестве кинопроектов, от «Лета» Кирилла Серебренникова до сериала Константина Богомолова «Содержанки» и эпического «Братства» Павла Лунгина. Актёр не скрывает, что любит контролировать все до мелочей: не важно, идёт речь о фотосъёмке или об интервью.
Вы сейчас на Корсике, снимаетесь в фильме про французский Иностранный легион вместе с Луи Гаррелем. Это пока все, что мы знаем об этом проекте.
Да, в принципе, больше я пока ничего рассказать и не могу. «Мой легионер» – это проект режиссёра Рашель Ланг, первая главная роль – у Гарреля, вторая каким-то образом у меня. Сейчас идут съёмки.
Для участия в нем пришлось срочно учить французский язык?
Да, пришлось учить, и продолжаю каждый день. Я нахожусь в такой среде, где не особо любят английский язык или просто не знают его. Французы действительно считают французский лучшим в мире языком (с чем я отчасти согласен). Поэтому у меня в некотором смысле нет выбора, на площадке абсолютно вся коммуникация на французском.
В интервью вы часто говорите о том, что не хотите ограничивать себя одним лишь российским кино, а сейчас снимаетесь в своём первом европейском проекте. Это результат приложенных усилий, выработанной стратегии или скорее стечение обстоятельств?
Я не хочу себя ограничивать ни российскими, ни европейскими, ни английскими, ни молдавскими проектами – в этом весь смысл, это и есть свобода. Находясь здесь, понимаю это очень хорошо, хотя эти съёмки для меня – сбывшаяся мечта. Я сижу на Корсике и в перерывах смотрю финальные серии «Игры престолов», а потом ношусь по дому, в панике вырывая волосы, понимая, как много времени теряю сейчас, пока там люди меняют мир. Это меня очень заводит каждый день. Я стараюсь сниматься и получать удовольствие, но я не умею просто наслаждаться моментом, к сожалению, даже когда все хорошо. Всё равно меня разрывает, будто я в огне, потому что всю жизнь хочу играть в большом, эпическом кино, быть частью гигантских франшиз. Так что, конечно же, это не стечение обстоятельств, а самопальная стратегия, которую приходится изобретать на ходу, потому что её не существует. Нет выверенного плана для русского актёра, как взять и попасть не просто в европейский, а в мировой кинематограф, – я имею в виду не случайно, не на пару проектов заскочить, а по-взрослому, на всю жизнь и на равных.
Если говорить об отечественном кинематографе, за год в прокат вышло значительное количество очень разных проектов, в которых вы снимались. Это, а также внимание к вам прессы отражается на числе присылаемых сценариев? От многого приходится отказываться?
Сценариев, конечно, присылают много, и от 90% ты отказываешься, да. Иногда из-за нехватки времени, но в подавляющем большинстве случаев потому, что сценарии ужасные. Я думаю, для вас не будет новостью, что у нас в стране просто гигантская катастрофа со сценариями. Иногда тебе нравятся и режиссёр, и партнёры, но все равно приходится, стиснув зубы, ссылаться на занятость, потому что видишь: сценарий не вывезти, никто не спасёт. Так что дело не в количестве проектов, а в качестве предложений. Я точно так же отказывался и тогда, когда был студентом первого курса и у меня не было ничего. Потому что глубоко убеждён, что искусство отказываться от того, что тебе в жизни не нужно,– 50% успеха в ней.
А как вы относитесь к себе самому на экране?
Тут ничего нового – очень тяжело, это у актёров распространённая тема. Мне почти всегда не нравится, как я играю, и я втайне надеюсь, что режиссёр и команда скажут: «Да нет, Саш, это гениально». Я себя адекватно будто не воспринимаю, в 95% случаев мне кажется, что играю недостаточно убедительно (а может, так и есть), так что просмотр всех своих фильмов я провожу, в ужасе вжавшись в кресло.
Какие отношения с режиссёром на площадке вам наиболее комфортны? Есть авторитарные режиссёры, есть те, кто, напротив, жаждут диалога.
Всегда нужен диалог, тут нечего даже обсуждать. Бывает, что действительно большому режиссёру, который все хорошо знает, просчитывает, даже нечего предложить – для тебя все уже готово. Самое смешное, что такие режиссёры и их команды как раз дают тебе свободу предлагать. Потому что они расслаблены и уверены, они знают, что делают, и понимают, что актёр должен чувствовать себя свободно и знать, что его слушают. В этом парадокс. Суперавторитарный режиссёр, которому нельзя ничего предложить, как правило, просто идиот. Так это не работает – крайности не работают никогда. Основа основ – это чёткое понимание, что кино делаешь не ты один, а вся киногруппа без исключения. Сейчас я наконец-то увидел это своими глазами в Европе, когда каждый реквизитор очень важен, его уважают и слушают. Но есть и другая крайность режиссёров, за которых ты сам кино снимаешь. Приходишь и видишь в его глазах абсолютное непонимание того, что происходит, и весьма подозрительный восторг от каждой твоей тупой идеи. В итоге ты ненароком как бы берёшь всё в свои руки. Потому что, как сказал однажды мой однокурсник, инициатива лежит на полу. И приходится её подбирать. Актёр не должен ничего брать в свои руки, он должен только максимально помогать процессу. Нужна золотая середина.
Вы не раз упоминали, что не любите давать интервью, а разговоры с прессой даются тяжело. Зачем тогда эти усилия? И приносит ли вам какое-то удовлетворение появление в списках условных «молодых и перспективных»?
Нет ни одного актёра, которому бы не было приятно внимание журналов, критиков, зрителей. Когда я говорю, что не люблю давать интервью, я не имею в виду, что это бессмысленно и не нужно, я имею в виду, что мне это очень тяжело даётся. И это правда. Я как человек, мягко говоря, асоциальный, иногда заставляю себя общаться с людьми. И часто это люди прекрасные, умные, мне интересно с ними, но мою природу это не меняет: мне сложно, и я быстро устаю. Это, скорее, моя особенность, чем убеждение. Есть артисты, которые педалируют тему своей антисветскости, мол, им нужно только творчество, они такие недоступные – это как раз абсолютное лицемерие. Такого не бывает, потому что это две части одного мира. В одной ты тяжело работаешь, как шахтёр, весь грязный и задыхающийся. А в другой в красивом костюме представляешь свои фильмы, «продаёшь» их. Не для того, чтобы деньги заработать, а чтобы можно было снять следующий фильм и когда-нибудь дойти до своей мечты, чтобы твою тяжёлую работу увидели и оценили все, а не два твоих друга и собака. В этом и суть. Поэтому, конечно, мне приятно и важно все внимание, которое сейчас есть, но, в силу характера, сам процесс никогда не приносит мне удовольствия.
Из-за социальной природы всех этих процессов?
Я контрол-фрик, перфекционист, которому важна каждая запятая, каждое слово, каждый лучик света на фотографии. Я не переношу непрофессионализм. Ну вот, допустим, я не фотограф, но у меня есть опыт человека, который часто находится по другую сторону кадра, – я могу определить, когда это совсем халтура. Меня бесит, когда половина людей пытается сделать по максимуму, а другая половина отдыхает. А в России ведь очень часто отдыхают. Так что никогда нельзя расслабляться. Надо быть начеку и помнить, что ничего прекрасно само по себе, скорее всего, не будет. Это забирает огромное количество сил, которые надо тратить на творчество, а не на контроль. И в таком контексте естественно, что мне гораздо больше, чем идти на условную съёмку, хочется закрыться дома, смотреть бэкстейджи крутых проектов и учить язык. Потому что я точно понимаю, зачем это делаю: каждое выученное английское слово приближает меня к мечте. Вот так это работает у меня. Но важно понимать, это не убеждение и тем более не правило. Это черта характера.
Что для вас значит успех? Само понятие, которое каждый трактует и измеряет очень по-своему.
Съёмки, интервью, появление в списках, о которых мы говорили, – приятные бонусы, но не больше того. Очень важно это осознавать. Без этого жизнь тоже слишком суровая и серая. Здорово быть в таких списках, здорово, когда тебя хотят видеть гостем на классных вечерах. Я не лукавлю, когда восхищаюсь Рами Малеком, который может играть абсолютно безумного страстного человека в «Богемской рапсодии» и «Мистере Роботе», а потом лучше всех выглядеть на церемониях и премиях. Мне это нравится. Если это делать – быть в рейтингах, на обложках и так далее, – то это должны быть лучшие рейтинги и лучшие обложки. Это мотивирующая классная штука. Но если уж и бороться за такие «приятные бонусы», то не за «Нику» и «Золотого орла», а как минимум за «Золотой глобус» и Канны. А как бороться? Очень просто – всего лишь делать лучшие фильмы в мире. Если мы говорим о бонусах, то планки, на мой взгляд, должны быть такими. Если заниматься самолюбованием, то уж максимально дорого, и если радоваться нахождению в списках, то быть там рядом с Брэдли Купером и Киллианом Мерфи.
А если серьёзно говорить про успех – он для меня определяется не перечисленным выше (как, я надеюсь, и для всех здоровых людей), а масштабом того, что ты реально сделал, потому что актёр, играющий роль, создаёт мир, в котором потом живёт зритель. Джордж Лукас создал то, что потом изменило нашу жизнь. Это можно не заметить и сколько угодно отрицать, но все взаимосвязано. «Звёздные войны» стали частью нашего общего контекста. И сколько угодно люди могут говорить о том, что им не нравятся последние серии «Игры престолов», или что это все «Санта-Барбара», мы уже живём в мире «Игры престолов», она изменила индустрию и правила игры на корню, сломала все схемы. Теперь мы отталкиваемся от этого, и все, что дальше будет сделано, будет мериться и по шкале «Игры престолов» тоже. Эта способность – мечтать, чувствовать, задумывать и, пройдя через огонь и воду, в конечном итоге создавать, несмотря ни на что, – и есть в моем понимании единственное, что мы имеем право называть успехом. И этот успех нужно донести до людей. Все настоящее в искусстве находится в золотой середине. Полно людей, которые ходят по красным дорожкам, но ты не видел их ни в одном фильме. А бывает такое, когда люди говорят: «Я в подвале для 50 человек буду играть спектакль, потому что это важно, а остальное мне не нужно, ведь это шумиха и коммерция». Но ведь это такая же крайность и даже трусость. Если ты что-то сделал, будь добр добиться того, чтобы это увидели люди, иначе для кого ты это делал? Не ударяйся в крайности, будь в центре.
Вы не скрываете, что между кино и театром сразу, при первой же возможности, выбрали кино, поскольку совмещать и то, и другое было невозможно. Стоит ли такой выбор между кино и музыкой? У вас есть собственная группа, в процессе – первый альбом. Мешает ли успех Кузнецова-актера Кузнецову-музыканту?
Сейчас во Францию я взял с собой микрофон и маленькую midi-клавиатуру. Вопрос выбора между кино и музыкой не стоит и, полагаю, никогда стоять не будет – это равнозначные для меня вещи. Проблема только в том, что физически все это действительно почти невозможно совместить. Но я пытаюсь и буду продолжать искать способы. Сейчас я пишу музыку в выходные между съёмочными днями. Меня постоянно бросает то в одну, то в другую сторону. Иногда думаю, что большее, чего бы я хотел, – это, условно, сыграть с Маккартни, Джеком Уайтом и Kasabian на открытии Олимпиады в Лондоне. А потом смотрю большие фильмы и сериалы, о которых сегодня уже не раз говорил, и меня перебрасывает на другую сторону, я понимаю, что хочу быть частью такого проекта, быть главным героем, рыцарем и так далее. Но правда в том, что, по сути, это одна и та же энергия и я всегда буду между двумя огнями. В музыке сам процесс где-то, наверное, приносит больше удовольствия, потому что кино – это очень сложно и ответственно. Иногда это приятно, но чаще всего хочется просто залезть под подушку и сделать вид, что меня нет в доме, когда машина приезжает в 3:40 забирать на площадку. В музыке такого нет, я могу и в 3:40 ночи проснуться и с удовольствием работать в студии. Но по важности я никогда не буду между ними выбирать. Музыка и кино для меня две твердыни, на которых стоит всё.
Сейчас, снимаясь в своём первом международном проекте, успели ли вы заметить какую-то разницу между кинопроцессом в России и в Европе?
Я не могу пока делать слишком громкие заявления про Запад, это мой первый проект, я только прикасаюсь ко всему. Но точно могу сказать про Россию: у нас нет никакой чёткой киносистемы. В Европе, даже если проект малобюджетный и суперавторский, все равно все будет по правилам, в хорошем смысле. Никто тебя не заставит делать чудеса, потому что все чудеса довольно хорошо продуманы. В России же всегда через чудеса. Есть плюсы и минусы и у того, и у другого. Я практически во всех своих проектах снимался на последнем издыхании. Выжить любой ценой. Конечно, это добавляет какого-то кайфа и жизни, но далеко мы так не уедем. Большое кино – это всегда математика, дисциплина и расчёт, а не только одни подвиги. Все должно быть чётко.
Беседу вела Анастасия Каменская
