Доколе? Об этом не напишут Эстонские медиа!
Похожие статьи
«Валентин Саввич Пикуль (13 июля 1928, Ленинград — 16 июля 1990, Рига) — русский советский писатель, автор многочисленных художественных произведений на историческую и военно-морскую тематику. Уже при жизни писателя общий тираж его книг, исключая журналы и зарубежные издания, составил примерно 20 млн экз., а на 2007 год в картотеке автора числится более 500 библиографических единиц (изданий книг), включая семь изданий собраний сочинений (четыре из них — 28-томники) суммарным тиражом полмиллиарда экземпляров.»
Исторический роман — это сложный и ответственный жанр повествовательной литературы.
Во многом этот жанр родственен детективному, прежде всего в том, что касается уликовой убедительности реконструкции прошлого.
Как и автору детективного романа историческому романисту необходимо создать достоверную картину причинно-следственных связей, но, в отличие от детектива, историк может быть подвергнут проверке на факты и, в свою очередь, уличен. От детектива требуется только правдоподобие, а от исторического романа, пожалуй, все же правда, сколько бы ни было от нее сюжетных отступлений.
А под пером талантливых и гениальных авторов исторических повествований зачастую история приобретает высшую подлинность понимания основных направлений исторической эволюции. Автор такого уровня приближается к уровню не просто интерпретаторов, но и творцов прошлого, а значит, в значительной степени, и будущего. Отсюда особая ответственность автора, отсюда такое пристальное критическое внимание специалистов к романистам. Исторические неточности и ошибки могут сформировать совершенно ложную картину, но никакое начетничество по фактам не может создать связную картину прошлого. Так что, как всегда, диалектика нам в помощь.
Исторических романистов часто упрекают в неточностях, ловят и разоблачают на ошибках, но именно они творят нам, массам, нашу историю. Отдельные высоколобые умники истории не делают, ее делают начитавшиеся беллетристов массы. Попробуй, заставь обывателя читать специализированный текст, обыватель все-равно составит свое мнение по бульварному роману. И здесь очень много зависит от авторской позиции наблюдателя. Кто-то скрывается от читателя, утаивая свои источники, кто-то (и я безусловно предпочитаю таких) демонстрирует свой инструментарий и источники, открыто декларируя и свою авторскую причастность к расследованию. Пикуль несомненно прошел буквально по стопам своих героев, по их следам в материальных и прочих памятниках. Он не скрывает ни своего отношения к своим героям, ни того, чью сторону он занимает в общеевропейской драчке, но это не делает его необъективным. Потому что он следует документам и фактам, указывая на свои источники в тексте и в ссылках. Его всегда можно проверить. Пожалуйста, пройди его маршрутами, сверившись с картами, прочти его источники, взгляни на те же картины и строения и делай свои выводы уже самостоятельно. Погрешил ли автор против истины или нет? Тот, кто сам подсуден, может позволить себе суждение. А решать, кто прав, будет история. Новая история, возникающая уже после написания текста, иногда не без влияния этого текста.
Автор исторического романа всегда под прицелом расследования критиков. Исторический роман провоцирует расследование расследования — наблюдение за наблюдателем. Так появляется истина уже следующих степеней очистки. А у нас, расследователей, есть свои методы и правила, заповеданные нашими отцами-основателями. Так для определения подлиннности мы (уликовые специалисты, например, искусствоведы) очень внимательно смотрим по краям текста и документа, по деталям, по пропущенным мелочам-уликам мы восстанавливаем подлинность и авторство.
Вот выдержка из романа «Слово и дело», посвященного правлению Анны Иоанновны. Это эпизодические персонажи, эпизодическая зарисовка.
«Это был он! Лопухина, даже не обернувшись, отвечала:
– Я вас ненавижу, сударь, не подходите ко мне…
Рейнгольд Левенвольде встал прямо перед нею – беспощадно соблазнительный и яркий, как петух в брачном оперении.
– Ты сердишься? – спросил он, хохоча. – За что?
– Вы неумелый любитель, – отвечала ему Наталья, трепеща тонкими ноздрями. – И более махаться с вами я не стану. Найдутся махатели и другие – поопытнее вас, невежа!
– Дитя мое ненаглядное, – сказал ей Левенвольде, – ну стоит ли огорчаться глупостями? Разве не я выказал тебе знаки признательности? Даже когда обручался с дурою Черкасской ради того лишь, чтобы из ее шкатулки осыпать тебя бриллиантами.
– Все послы до меня наведывались, о тужениях моих справлялись. Один вы изволили где-то отлучаться… Даже супруг мой Степан Васильич (боже, золотой человек!) и тот не раз меня спрашивал: «Чего же отец не едет?»
– Я ездил на свои Ряппинские фабрики, – пояснил ей Левенвольде. – Я не последний фабрикант бумажный, и я… поверь, близок к отчаянию! Ах, если бы не тряпки… нигде нет тряпок! Полно отрепьев на Руси, но тряпок для бумаги нет. Никто из русских не желает с обносками своими расставаться. Мне говорят: им нечего носить. Хоть раздевайся сам, весь гардероб пусти на тряпки…
Тут стал он хвастать произведениями фабрики своей. Бумажный пудермантель, чтобы в час куаферный, когда столбом взлетает над причёской пудра, тем мантелем красавица могла укрыться. А вот бумажные картузы, в которых удобно жареных гусей или индюшек хранить в дороге длительной. А разве плох стаканчик из картона? Удобный и дешёвый, попил из него и выбрасывай – его ведь не жалко… Наталья разодрала пудермантель в клочья, рванула с треском картуз бумажный, стаканчик растоптала каблуком туфли.
– Другие-то мужчины, – прослезилась она, – когда к ним женщина пылает, ей бриллианты дарят, а вы… Как вам не стыдно бумагой соблазнять меня? Вы поглядите только на эту Остерманшу… Какая наглость! Так блистать…
– Ах, вот в чем дело, – догадался Левенвольде. – Вот отчего твои прекрасные глаза наполнены слезами… Меня ты любишь, это я знаю. Но хочешь, как всегда, лишь камушков блестящих.»
Пикуль был для в целом очень целомудренного советского читателя почти порнографией. Однако исторически точной порнографией. (Конечно, мы видим авторские вольности с одноразовыми бумажными стаканчиками, но тут скорее автор с нами играет, он расчитывает на читателя, который легко отделит авторскую фантазию от непреложных исторических фактов). Что поделать, если наша история была такова, как она рисуется по документам, иногда проверенным еще и собственными ногами и глазами:
«Недавно я посетил замок “Раппин” и долго стоял перед могилой Левенвольде, вглядываясь в уродливых львов на гербе знатной подлости.»
Сделаю здесь и я свое авторское отступление. В прошлом году я видела эту бумажную фабрику в Ряпина. Она действительно там существует при псевдо-замке, бывшим некогда владением Левенвольде. Ряпина — очаровательное место сейчас, настоящий рай с причалом на озере, музыкальной школой и школой садоводства. Фабрика больше не производит бумагу, рядом возникло предприятие, которое бумагу перепроизводит, но стены стоят, и струится поток, вращавший лопасти бумажной мельницы. Культура жива, а имя этого малосимпатичного персонажа все же вызывает некоторое почтение — как ни крути, он — культуртрегер. Делал для себя, но взрастил поселение для потомков. Остзейский немец — выскочка, попавший в фавор псевдо-русской императрицы. Оккупант, по сути, дважды оккупант эстонских земель — и с немецкой, и с русской стороны. Ну что поделать, оккупант принес ту культуру, которая оказалась прогрессивнее предшествующей.
Пикуль – заметный персонаж своих текстов, его рефлексия расследования подчас властно вторгается в текст исторической драмы. Он не равнодушный наблюдатель давно прошедшего времени и давно истлевших персон, он их понимает, любит и ненавидит как живых. Он перекидывает мост между нами и нашими предками, воскрешая их не только документально, но и эмоционально, со всеми их страстями, очень человеческими, несмотря на разницу во времени. Пикуль вовлечен лично в ту историю, которую он пишет, он всегда ощущает свою сопричастность, принадлежность к тому, что пережили народы на этой земле, поколения за поколениями.
«АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
Близ старинной границы между литовской Жмудью и герцогством Курляндским с XV века существовало местечко Янишки (ныне Ионишки), считавшееся “гусиной столицей” всей Прибалтики, как когда-то и Арзамас считался “гусиной столицей” всей России… Сейчас по шоссе Елгава-Шяуляй вереницей мчатся такси и личные машины: среди рижан принято ездить в Ионишки – закупать гусей для праздничного стола.
Я тоже бывал на этой колхозной ярмарке, где можно приобрести кустарную копилку для денег или воз сена для своей любимой коровы. Но меня привлекало в этом городишке иное… Вероника (ныне покойная) уже звала меня в такси, чтобы ехать обратно в Ригу, но я сказал ей:
– Погоди, я еще не осмотрелся как следует…
Впрочем, кроме здания величественного костела, я не отыскал здесь существенных примет прошлого: через древний городишко прокатились две мировые войны.
– Что ты здесь потерял? — торопила меня Вероника.
– Я хочу найти дух…
– Чей?
– Того негодяя, который стал последним фаворитом старой Екатерины и который уничтожил моего героя-Потемкина…
Да, именно здесь была резиденция князя Платона Зубова, здесь и догнивал он в неправедной жизни, а все вокруг, насколько хватает глаз, все эти деревни, замки, фольварки и гусиные пастбища принадлежали ему, одному ему.
Старая граница литовской Жмуди осталась позади, а для Вероники было неожиданно услышать мои слова:
– Так ему и надо.
– Кому? — спросила она…
Я жил тогда как раз 1789 годом.» («Фаворит» 1976-1982)
Да, настоящий следователь всегда живет своим расследованием, судьбы его героев ведут его как лягавую по следу. И только тогда, когда автор горит своей целью восстановить истину, хороший исторический роман превращается в машину времени. Лично мне никакой другой машины времени не надо. Мне вполне хватает честной исторической прозы. Ну, конечно, без кино тоже уже никак, но кино — иллюзия, там подделка в основе, хотя и не без шедевров в своем роде.
Интересно, рижане и по сей день ездят в местечко Ионешки по шоссе Елгава-Шауляй на такси закупать гусей для праздничного стола, как это было принято (конечно, не на такси:) аж с 15 го века?
Пикуль при этом остается классическим романистом, виртуозно владеющим художественной интригой и приемами авантюрного жанра. Читателя мало информировать, его следует вовлечь, увлечь, очаровать, а для этого — впечатлить, зацепить и уже не отпускать до самого финала, который в хорошем романе можно сравнить с апофеозом в симфонии огромного оркестра. Тот миг, когда ты вполне постигаешь замысел автора, пройдя с ним сквозь розы и тернии к разрешению всех концов и начал.
К счастью читателей Валентин Саввич оставил много замечательных текстов, наполненных жизнью настоящих героев своего времени. Но и среди этого великолепного наследия выделяется особо его роман “Баязет” (1961) — безусловный шедевр еще совсем молодого мастера. Свой первый роман «Океанский патруль» (1954) автор не любил даже вспоминать, а второй — сразу шедевр. Мне кажется, что это если не вершина его творчества, то уж точно — ядро — сгусток русского духа в отдельно взятой непокоренной крепости Баязет.
Как же мне жаль нарастающее неграмотное поколение, которое не умеет читать книги…
Текст дает пережить то, что не дай Бог никому пережить, но ты мысленно, духовно проходишь весь этот непостижимый путь высочайшего героизма, массовой Голгофы за други своя…Катарсис как есть – очищение состраданием. Высшая форма искусства еще по Аристотелю. Мы знаем, насколько это трудно — полное слияние с автором в трагическом крещендо через его героев, через напряжение всех духовных сил, всех струн души. Редкое состояние для зрителя или читателя особенно во времена деконструкции любой иллюзии, во времена просвещения, доведенного до пресыщения так называемым постмодернизмом.
Тут потребен не только высочайший уровень зрелого мастерства как у Пикуля, владеющего материалом досконально, но и высочайший уровнь личной энергетики писателя. Чтобы так писать, надо уметь так чувствовать, надо иметь соответствующую энергию, которую ты вложишь в слово. Энергия же скорее присуща людям молодым. (Да, слово несет энергию мысли, а мысль порождается энергией тела). В результате – убедительность высшего порядка – и историческая, и психологическая, безупречная точность в деталях и тоне. Ты веришь, что сам автор готов встать рядом с его героями у амбразуры и лечь костьми, но не сдать врагу ни пяди. А много ли найдется таких авторов среди, с позволения сказать, писателей? Надо заметить, что во многом убедительности повествования помогает визуальный ряд такого же правдивого художника как Верещагин, на которого наш автор, конечно, честно ссылается.
Русско-турецкая война 1877-78 это была война за христианский мир. Мусульмане не считали неверных людьми, они вырезали армян и болгар целыми деревнями, резали и евреев и грузин, продавали людей в рабство массово, работорговля и рабовладение входили в быт и экономику османов и крымских татар. Обычный жизненный уклад – иметь раба, вспоминаем хрестоматийных «Кавказских пленников». А сопротивлялись туркам, по сути, одни русские…причем, прошу заметить, уже не рабы, а вольные.
(Я попробовала начать смотреть фильм 2003 года, с первой же сцены – сплошная фальшь, не смогла. Серебряков насквозь фальшивый актер, очень плох в любой роли, хотя, возможно, он отражает лицо времени – лицо русского космполитизма. Доминирует в этом лице обиженная злоба.)
Пикуль втягивает читателя при помощи вымышленной любовной линии вымышленного героя, которого он откровенно рисует с Печорина, но, заманив его и нас в Баязет, автор окунается в такую правду жизни, в такое ее мясо, что заставляет все переосмыслить и даже – переродиться не только героя, но и читателя, полагаю, что первым — автора…Это перерождение через пот, кровь, грязь, нечистоты, болезни, ранения, муки, пытки, голод, палящий зной, горные пропасти, где за каждым камнем смерть, смертью смерть поправ, русские не сдаются и побеждают. Истинные христианские мученики за братьев и сестер по вере. Они все (за исключением штабных предателей) должны быть причислены к лику христианских святых. Крепость Баязет представляется огненным горнилом — пещью огненной, где выковывается ядро русского народа. Автор Валентин Пикуль вышел из Баязета великим русским писателем без всяких скидок.
И при этом все по законам авантюрного батального жанра. Шпионы, дерзкие вылазки, интриги, сложная игра дипломатии и ханжеское варварство, коварство и стяжательство, слава и бесчестие, которое гораздо страшнее смерти. Гром пушек, фортификационные расчеты (все строго по документам), игра престолов и очень много крови…И это все, за исключением вымышленного героя-любовника, правда. Страшная правда той войны, где самый последний старый солдат русский знал, за что он воюет – за правду. Русская вера в Бога всегда была верой в высшую правду — справедливость. «Правда — бог свободного человека» – так сформулировал это Горький. Да, начальство зачастую воевало только за себя и предавало напропалую, а чем ниже чин, тем яснее он видел цель. Вопреки устоявшемуся шаблону истории, где главные действующие лица — полководцы да монархи, Пикуль вослед Пушкину знает и любит простого русского солдата. Удивительно, что Пушкин, не будучи военным, лучше понимал русского солдата Оренбургской крепости, чем граф Лев Толстой, который, участвуя сам в войнах, едва-едва наскреб знание своего солдата на Платона Каратаева. А Пикуль и знает, и понимает, и прекрасно разбирается в типах, и пылает прямо суворовской любовью к русскому солдату. Пикуль воевал сам, как воевал и его отец:
«Савва Михайлович Пикуль родился в 1901 году в местечке Кагарлык Киевской губернии в крестьянской семье. После прохождения срочной службы на миноносце «Фридрих Энгельс» Балтийского флота (1922—1926 годы) остался в Ленинграде и поступил работать на фабрику «Скороход» смазчиком-шорником. 26 мая 1926 года женился на Марии Карениной. В 1935 году закончил Инженерно-экономический институт им. Молотова, после чего работал на заводе № 190 (Адмиралтейский завод) руководителем производственного отдела. С июля 1940 года переехал на работу в г. Молотовск (ныне Северодвинск) на строительство новой судоверфи (будущий завод «Севмаш»), где работал старшим инженером группы ППО. После начала Великой Отечественной войны ушел добровольцем в Беломорскую военную флотилию. С июля 1942 года воевал в Сталинграде старшим политруком 4-го батальона морской пехоты 42-й отдельной стрелковой бригады. Официально пропал без вести во время Сталинградской битвы, предположительно погиб 26 сентября в бою за Дом Пионеров.»
Война застала Валентина подростком в Северодвинске, затем была одна Блокадная зима в Ленинграде, Школа юнг на Соловках и боевые действия на миноносце «Грозный». Его возмужание пришлось на войну. Отец пал смертью героя в 1942, на его место заступил его сын — юнга Северного флота.
«В 1943 году Пикуль окончил школу юнг на Соловецких островах (был юнгой первого набора) по специальности «рулевой-сигнальщик» и был отправлен на эскадренный миноносец «Грозный» Северного флота, где прослужил до конца войны. На «Грозном» Пикуль изучил материальную часть гиропоста и получил специальность штурманского электрика, нес вахту на этом посту вместе с бывалым специалистом, а после убытия того стал командиром этого боевого поста корабля. После победы был отправлен в Ленинградское подготовительное военно-морское училище. По представлению командования училища курсант Пикуль в 1946 году был награждён медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
Валентин Саввич Пикуль впитал с детства русский дух военной отваги, всегда яростно справедливой и максимально милосердной в создавшихся непереносимых условиях. Он в нем вырос, он с ним и воевал, и писал — «пером и шпагой». Писал честно, потому что он был в деле, а став писателем в мирное время, он ещё и изучил историю своей Отчизны, насколько мог добросовестно, это видно просто по ссылкам. У честного автора все источники открыты, иди, проверяй. В результате он подарил нам эпическое полотно русской истории высшей степени убедительности и достоверности в своём жанре, продолжив традицию Пушкина, Льва Толстого, Алексея Толстого, Тынянова. Русская история оживает на страницах его романов, начиная с правления Анны Иоанновны и далее вплоть до Второй мировой войны, в ярких образах и мизансценах. И обозревая многосложное полотно своеобразностей, мы в то же самое время прозреваем стройную перспективу закономерностей, выстраивающую столь трудно определимый особый русский путь, то есть судьбу нашего народа. Судьба народа всегда имеет корни в его прошлом. Чтобы понять будущее, надо очень хорошо разобраться со своим прошлым. Этому нас и учит честная историческая проза — основа нашего культурного самосознания.
*КП – Книжная полка
Нашему сайту нужна ваша поддержка. Желающие это сделать, могут перевести посильную сумму на счёт Правозащитного центра “Китеж”. Центр находится в списке льготников, поэтому с пожертвований возвращается подоходный налог.
MTÜ INIMÕIGUSTE KAITSE KESKUS KITEZH
EE332200221063236182
Пояснение: annetus
