Доколе? Об этом не напишут Эстонские медиа!
Похожие статьи
Пахнут хвоей и травой
песни Пахмутовой…
Гениальная Александра Николаевна Пахмутова родилась 9 ноября 1929 года.
КОГДА, дорогой читатель, я в начале 1966-го впервые собрался к ней в гости, совсем не ожидал, что увижу там старого знакомого – пароход «Фридрих Энгельс». В очень далёкую пору, по воскресеньям, дымя на всю Ангару, возил он нас, мальчишек, от иркутского дебаркадера к Михалёвским островам. Первую половину путешествия проводили наверху, у самой трубы, а на обратном пути обычно забирались в музыкальный салон, кто-нибудь садился за вечно расстроенное пианино, и начинались танцы. Никто тогда, конечно, не знал, что пройдёт десяток лет – и появится у нас любимый композитор, что поплывёт он на нашем судне прямо к Братску, что вот на этом стареньком инструменте впервые прозвучит песня про девчонок, которые танцуют на палубе. Помните?
«А река бежит, зовёт куда-то…
Плывут сибирские девчата
Навстречу утренней заре
По Ангаре, по Ангаре…»
В общем, со старым знакомым встретился я на квартире Александры Пахмутовой (которая сразу и лицом, и вообще всем своим видом очень напомнила мне Янину Жеймо в фильме «Золушка»). Огромная фотография: наш трёхпалубник на фоне плотины. А вот ещё снимки из Братска, и рядом тоже. На одном надпись: «Саша! Может, это сухо, но это из души старика-комсомольца: эти огни зажигали и твои песни. Алексей Шохин». Хозяйка дома поведала мне, что «старик-комсомолец» перебрался ещё дальше на восток – строит Зейскую ГЭС. Видно, хотел угнаться за песнями, которые сложила Саша. Он её звал Сашей, другие – Алей. Я, когда встретились, начал с официального: «Александра Николаевна…» Но столько в этой женщине оказалось милой естественности и простоты, так легко с ней было разговаривать, так интересно спорить, что скоро, незаметно для себя, тоже сказал: «Аля»…
Впрочем, повторю, именно так обращались к ней люди в большинстве писем. А из Усть-Илима пришла бандероль – ветка ангарской сосны и приписка: «Аля! Любим. Поём. Помним. Приезжайте ещё!» Сколько конвертов, столько и приглашений. Я тоже намекнул про Ленинград. Улыбнулась:
– Очень хочу побывать у вас, не с концертами, а так, неофициально. Побродить над Невой, может, написать песню. Ах, какие песни у вашего Андрея Петрова!.. И ведь, знаете, когда-то чуть не стала вашей землячкой…
***
ЛЕТОМ сорок первого, когда закончила четвёртый класс сталинградской музыкальной школы, родители решили отправить дочку на невские берега, потому что знали: есть там школа для одарённых детей, а при ней, что особенно важно, интернат. Но война всё перепутала.
Эвакуировались с заводом. Привезли с Волги на новые места не только станки, но и несколько клубных аккордеонов. Один достался Але. Огромный, белый, фирмы «Красный партизан» – точно такой, как в кинофильме «Тимур и его команда». Помните, Ольга там поёт: «Лётчики-пилоты, бомбы, самолёты…» Аля тоже напевала про войну – первые свои песенки, на стихи Иосифа Уткина…
В Сталинград вернулись сразу после великой битвы. Там, где «катюши» били, земля чернела бархатом. У их дома – горы гильз, на крыше – зенитка. А в школе, вернее, в том, что от неё осталось, – госпиталь. Приходила туда с аккордеоном, нажимала на клавиши – и совсем скрывалась за необъятными мехами. Репертуар памятный: «Огонёк», «Офицерский вальс», «Вечер на рейде»… Разве думалось тогда Але, что скоро и Блантер, и Фрадкин, и Соловьёв-Седой станут её коллегами, друзьями. Впрочем, кто знает – ведь в Москву-то рвалась. Даже с лётчиками договорилась. Те считали, что девочка шутит. Но Аля не шутила.
***
ДАЛЬШЕ – Центральная музыкальная школа, Консерватория, аспирантура. С нею учились Игорь Безродный, Эдуард Грач, Нина Бейлина и многие другие музыканты, чьи имена стали широко известными. Её мастерство оттачивали замечательные педагоги, и первый среди них – Виссарион Яковлевич Шебалин.
Пришла пора – и Пахмутова сказала своё слово. Праздничная увертюра «Юность», симфоническая музыка к фильмам и радиопостановкам, кантата «Красные следопыты» с великолепным маршем «Гайдар шагает впереди», «Русская сюита», «Концерт для трубы с оркестром», музыка для детей – уже одно это могло составить богатую творческую биографию композитора. Но у Али были ещё песни…
***
КАЖДОМУ времени – свои песни. Суровые марши 20-х годов сменились солнечными мелодиями Дунаевского. Война принесла свои темы. «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» – до сих пор при этих аккордах в моём горле застревает комок. А в окопах пели «Землянку», «Синий платочек»…
Потом пришла пора фанфарных хоров – очень торжественных и очень холодных. А жизнь, между тем, менялась. И однажды мы услышали:
«И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт.
Меня моё сердце
В тревожную даль зовёт…»
Наверное, сегодня у некоторых молодых читателей эти строки могут вызвать лишь ироничную улыбку. Но тогда, в самом начале «оттепели», песня, прилетевшая с экрана, которая рассказывала о мятежной юности отцов, поверьте, стала гимном комсомолии 60-х…
При разговоре с Пахмутовой я не мог отделаться от мысли: ну откуда у этой, совсем не великой ростом, хрупкой, белокурой женщины, очень похожей на Янину Жеймо в «Золушке», такая силища, такой размах? Ведь даже в лирике у Али всегда отчётливо слышится волевой образ. Вспомните: таинственный сигнал трубы, а потом запев, целомудренный и чистый:
«Ты уехала в знойные степи,
Я ушёл на разведку в тайгу.
Над тобою лишь солнце палящее светит,
Надо мною лишь кедры в снегу…»
Разрастается песня, становится всё беспокойнее:
«А путь и далёк, и долог,
И нельзя повернуть назад…»
И вдруг неожиданно тихо и нежно:
«Держись, геолог,
Крепись, геолог,
Ты – ветра и солнца брат!»
Кажется, что с тобой доверительно говорит друг. И мелодия, и слова – будто лишь для тебя одного… В другой дивной истории – про «старый клён» – этот друг очень трепетно поведает о своей любви: «Отчего, отчего, отчего мне так светло? Оттого, что ты идёшь по переулку…»; в третьей – очень ласково про «девчонок на палубе», с которых, собственно, началась карьера Иосифа Кобзона … И так у Пахмутовой потом будет всегда – и когда мы услышим про «усталую подлодку» (образ-то какой!), которую она привезла с Северного флота; и когда – про «звезду рыбака», которая возникла в её сердце на Балтике; и когда – про то, что «дети на свете играют в Гагарина»… Можно сколько угодно смеяться над «авторством» Брежнева в его «воспоминаниях» про Малую землю, но песня-то «Малая земля» ве-ли-ко-леп-на! А «Надежда», которую так обожала несравненная Анечка Герман! А «до свиданья, наш ласковый Миша…» – ведь тогда, в 1980-м, под эту мелодию люди лили слёзы и на трибунах Лужников, и дома, перед телеэкранами…
***
ДА, ОНА всегда была (и сейчас для нас остаётся) именно другом, композитором-другом, поэтому её песни (чаще всего – на стихи хорошего поэта и, по совместительству, верного мужа Николая Добронравова) мы сразу ощущаем своими, очень личными. Признательность за это я, как мог, постарался высказать Алечке еще тогда, при первой встрече.
Кстати, подтверждение справедливости своего чувства нашёл в том же альбоме: оказывается, когда она сочинила музыкальное «Письмо на Усть-Илим», каждый сибиряк посчитал себя адресатом. И в Братске ей выдали вот такой «Наряд на работу»:
«Фамилия – Пахмутова Александра Николаевна.
Призвание – композитор. (Именно призвание, а не профессия).
Задание – написать песню, достойную наших ребят.
Срок исполнения – до 31 декабря 1962 года».
И подпись бригадира…
Впрочем, сибиряки закрыли этот наряд раньше срока. Когда её провожали, был вечер. Потрескивал костёр, внизу бежала чёрная Ангара, и плыла над тайгой новая песня:
«Марчук играет на гитаре,
И море Братское поёт…»
И потом тот самый, похожий на мексиканца инженер Марчук действительно опять лихо играл на гитаре, ну а когда притомился, Аля получила подарок: вот этот самый толстенный альбом с фотографиями, шаржами, стихами:
«Пахнут хвоей и травой
Песни Пахмутовой.
Нет сердец, перед тобой
Не распахнутых…»
В тот наш московский вечер она мне наиграла и напела совсем «новорожденное» своё творение:
«Если б ты знала, если б ты знала,
Как тоскуют руки по штурвалу…
Лишь одна у лётчика мечта –
Высота, высота…»
А спустя время, дома, однажды стылым зимним вечером, включил я радио и оцепенел, услышав:
«Опустела без тебя земля…
Как мне несколько часов прожить?..»
Тут всё потрясало – и мелодия, и стихи, да и само название – «Нежность» – как никакое другое, этому подходило…
А как возможно не ощутить мурашки по телу всякий раз, когда возникает Муслим Магомаев вот с этим её дивом:
«Ты моя мелодия,
Я твой преданный Орфей…
Дни, что нами пройдены,
Помнят свет нежности твоей.
Всё, как дым, растаяло,
Голос твой теряется вдали…
Что тебя заставило
Забыть мелодию любви?..»
***
КАК ЖАЛЬ, что нынче (когда в теле- и радиоэфире всё переполнено мерзкой «попсой», не имеющей никакого отношения ни к музыке, ни к поэзии, когда нувориши с толстыми кошельками диктуют юнцам свои «вкусы», а те, желторотые, принимают их за достойный эталон) песни Пахмутовой, увы, звучат всё реже и реже. Да, у неё – самые высокие звания («народная», многажды «лауреат»), и сегодня, в день рождения, страна про великолепного композитора непременно вспомнит. И газеты, и телепрограммы разом запоют ей положенные по сему случаю дифирамбы – наверняка всё будет именно так. Но мне вот как-то не хочется вливаться в общий, елейный хор. И поэтому сейчас, отдельно от всех, признаюсь «создательнице волшебных мелодий» – Александре Николаевне Пахмутовой – в очень давней, негасимой любви. И ещё раз напоминаю людям об этом великом таланте, который в наше время, к большому нашему позору, оказался, по сути, невостребованным…
Так пусть же Александра Николаевна ещё долго-долго радует нас своим искрометным искусством. Впрочем, лично я мысленно по-прежнему называю её Алей, потому что для меня она – вот такая, как на фотографии, которую сделал в далёком 1966-м…
Лев СИДОРОВСКИЙ
Правда, Аля Пахмутова в 1966-м
напоминала Янину Жеймо?
Фото Льва Сидоровского
«ПАХНУТ ХВОЕЙ И ТРАВОЙ
ПЕСНИ ПАХМУТОВОЙ…»
Гениальная Александра Николаевна Пахмутова
родилась 9 ноября 1929 года.
КОГДА, дорогой читатель, я в начале 1966-го впервые собрался к ней в гости, совсем не ожидал, что увижу там старого знакомого – пароход «Фридрих Энгельс». В очень далёкую пору, по воскресеньям, дымя на всю Ангару, возил он нас, мальчишек, от иркутского дебаркадера к Михалёвским островам. Первую половину путешествия проводили наверху, у самой трубы, а на обратном пути обычно забирались в музыкальный салон, кто-нибудь садился за вечно расстроенное пианино, и начинались танцы. Никто тогда, конечно, не знал, что пройдёт десяток лет – и появится у нас любимый композитор, что поплывёт он на нашем судне прямо к Братску, что вот на этом стареньком инструменте впервые прозвучит песня про девчонок, которые танцуют на палубе. Помните?
«А река бежит, зовёт куда-то…
Плывут сибирские девчата
Навстречу утренней заре
По Ангаре, по Ангаре…»
В общем, со старым знакомым встретился я на квартире Александры Пахмутовой (которая сразу и лицом, и вообще всем своим видом очень напомнила мне Янину Жеймо в фильме «Золушка»). Огромная фотография: наш трёхпалубник на фоне плотины. А вот ещё снимки из Братска, и рядом тоже. На одном надпись: «Саша! Может, это сухо, но это из души старика-комсомольца: эти огни зажигали и твои песни. Алексей Шохин». Хозяйка дома поведала мне, что «старик-комсомолец» перебрался ещё дальше на восток – строит Зейскую ГЭС. Видно, хотел угнаться за песнями, которые сложила Саша. Он её звал Сашей, другие – Алей. Я, когда встретились, начал с официального: «Александра Николаевна…» Но столько в этой женщине оказалось милой естественности и простоты, так легко с ней было разговаривать, так интересно спорить, что скоро, незаметно для себя, тоже сказал: «Аля»…
Впрочем, повторю, именно так обращались к ней люди в большинстве писем. А из Усть-Илима пришла бандероль – ветка ангарской сосны и приписка: «Аля! Любим. Поём. Помним. Приезжайте ещё!» Сколько конвертов, столько и приглашений. Я тоже намекнул про Ленинград. Улыбнулась:
– Очень хочу побывать у вас, не с концертами, а так, неофициально. Побродить над Невой, может, написать песню. Ах, какие песни у вашего Андрея Петрова!.. И ведь, знаете, когда-то чуть не стала вашей землячкой…
***
ЛЕТОМ сорок первого, когда закончила четвёртый класс сталинградской музыкальной школы, родители решили отправить дочку на невские берега, потому что знали: есть там школа для одарённых детей, а при ней, что особенно важно, интернат. Но война всё перепутала.
Эвакуировались с заводом. Привезли с Волги на новые места не только станки, но и несколько клубных аккордеонов. Один достался Але. Огромный, белый, фирмы «Красный партизан» – точно такой, как в кинофильме «Тимур и его команда». Помните, Ольга там поёт: «Лётчики-пилоты, бомбы, самолёты…» Аля тоже напевала про войну – первые свои песенки, на стихи Иосифа Уткина…
В Сталинград вернулись сразу после великой битвы. Там, где «катюши» били, земля чернела бархатом. У их дома – горы гильз, на крыше – зенитка. А в школе, вернее, в том, что от неё осталось, – госпиталь. Приходила туда с аккордеоном, нажимала на клавиши – и совсем скрывалась за необъятными мехами. Репертуар памятный: «Огонёк», «Офицерский вальс», «Вечер на рейде»… Разве думалось тогда Але, что скоро и Блантер, и Фрадкин, и Соловьёв-Седой станут её коллегами, друзьями. Впрочем, кто знает – ведь в Москву-то рвалась. Даже с лётчиками договорилась. Те считали, что девочка шутит. Но Аля не шутила.
***
ДАЛЬШЕ – Центральная музыкальная школа, Консерватория, аспирантура. С нею учились Игорь Безродный, Эдуард Грач, Нина Бейлина и многие другие музыканты, чьи имена стали широко известными. Её мастерство оттачивали замечательные педагоги, и первый среди них – Виссарион Яковлевич Шебалин.
Пришла пора – и Пахмутова сказала своё слово. Праздничная увертюра «Юность», симфоническая музыка к фильмам и радиопостановкам, кантата «Красные следопыты» с великолепным маршем «Гайдар шагает впереди», «Русская сюита», «Концерт для трубы с оркестром», музыка для детей – уже одно это могло составить богатую творческую биографию композитора. Но у Али были ещё песни…
***
КАЖДОМУ времени – свои песни. Суровые марши 20-х годов сменились солнечными мелодиями Дунаевского. Война принесла свои темы. «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» – до сих пор при этих аккордах в моём горле застревает комок. А в окопах пели «Землянку», «Синий платочек»…
Потом пришла пора фанфарных хоров – очень торжественных и очень холодных. А жизнь, между тем, менялась. И однажды мы услышали:
«И снег, и ветер,
И звёзд ночной полёт.
Меня моё сердце
В тревожную даль зовёт…»
Наверное, сегодня у некоторых молодых читателей эти строки могут вызвать лишь ироничную улыбку. Но тогда, в самом начале «оттепели», песня, прилетевшая с экрана, которая рассказывала о мятежной юности отцов, поверьте, стала гимном комсомолии 60-х…
При разговоре с Пахмутовой я не мог отделаться от мысли: ну откуда у этой, совсем не великой ростом, хрупкой, белокурой женщины, очень похожей на Янину Жеймо в «Золушке», такая силища, такой размах? Ведь даже в лирике у Али всегда отчётливо слышится волевой образ. Вспомните: таинственный сигнал трубы, а потом запев, целомудренный и чистый:
«Ты уехала в знойные степи,
Я ушёл на разведку в тайгу.
Над тобою лишь солнце палящее светит,
Надо мною лишь кедры в снегу…»
Разрастается песня, становится всё беспокойнее:
«А путь и далёк, и долог,
И нельзя повернуть назад…»
И вдруг неожиданно тихо и нежно:
«Держись, геолог,
Крепись, геолог,
Ты – ветра и солнца брат!»
Кажется, что с тобой доверительно говорит друг. И мелодия, и слова – будто лишь для тебя одного… В другой дивной истории – про «старый клён» – этот друг очень трепетно поведает о своей любви: «Отчего, отчего, отчего мне так светло? Оттого, что ты идёшь по переулку…»; в третьей – очень ласково про «девчонок на палубе», с которых, собственно, началась карьера Иосифа Кобзона … И так у Пахмутовой потом будет всегда – и когда мы услышим про «усталую подлодку» (образ-то какой!), которую она привезла с Северного флота; и когда – про «звезду рыбака», которая возникла в её сердце на Балтике; и когда – про то, что «дети на свете играют в Гагарина»… Можно сколько угодно смеяться над «авторством» Брежнева в его «воспоминаниях» про Малую землю, но песня-то «Малая земля» ве-ли-ко-леп-на! А «Надежда», которую так обожала несравненная Анечка Герман! А «до свиданья, наш ласковый Миша…» – ведь тогда, в 1980-м, под эту мелодию люди лили слёзы и на трибунах Лужников, и дома, перед телеэкранами…
***
ДА, ОНА всегда была (и сейчас для нас остаётся) именно другом, композитором-другом, поэтому её песни (чаще всего – на стихи хорошего поэта и, по совместительству, верного мужа Николая Добронравова) мы сразу ощущаем своими, очень личными. Признательность за это я, как мог, постарался высказать Алечке еще тогда, при первой встрече.
Кстати, подтверждение справедливости своего чувства нашёл в том же альбоме: оказывается, когда она сочинила музыкальное «Письмо на Усть-Илим», каждый сибиряк посчитал себя адресатом. И в Братске ей выдали вот такой «Наряд на работу»:
«Фамилия – Пахмутова Александра Николаевна.
Призвание – композитор. (Именно призвание, а не профессия).
Задание – написать песню, достойную наших ребят.
Срок исполнения – до 31 декабря 1962 года».
И подпись бригадира…
Впрочем, сибиряки закрыли этот наряд раньше срока. Когда её провожали, был вечер. Потрескивал костёр, внизу бежала чёрная Ангара, и плыла над тайгой новая песня:
«Марчук играет на гитаре,
И море Братское поёт…»
И потом тот самый, похожий на мексиканца инженер Марчук действительно опять лихо играл на гитаре, ну а когда притомился, Аля получила подарок: вот этот самый толстенный альбом с фотографиями, шаржами, стихами:
«Пахнут хвоей и травой
Песни Пахмутовой.
Нет сердец, перед тобой
Не распахнутых…»
В тот наш московский вечер она мне наиграла и напела совсем «новорожденное» своё творение:
«Если б ты знала, если б ты знала,
Как тоскуют руки по штурвалу…
Лишь одна у лётчика мечта –
Высота, высота…»
А спустя время, дома, однажды стылым зимним вечером, включил я радио и оцепенел, услышав:
«Опустела без тебя земля…
Как мне несколько часов прожить?..»
Тут всё потрясало – и мелодия, и стихи, да и само название – «Нежность» – как никакое другое, этому подходило…
А как возможно не ощутить мурашки по телу всякий раз, когда возникает Муслим Магомаев вот с этим её дивом:
«Ты моя мелодия,
Я твой преданный Орфей…
Дни, что нами пройдены,
Помнят свет нежности твоей.
Всё, как дым, растаяло,
Голос твой теряется вдали…
Что тебя заставило
Забыть мелодию любви?..»
***
КАК ЖАЛЬ, что нынче (когда в теле- и радиоэфире всё переполнено мерзкой «попсой», не имеющей никакого отношения ни к музыке, ни к поэзии, когда нувориши с толстыми кошельками диктуют юнцам свои «вкусы», а те, желторотые, принимают их за достойный эталон) песни Пахмутовой, увы, звучат всё реже и реже. Да, у неё – самые высокие звания («народная», многажды «лауреат»), и сегодня, в день рождения, страна про великолепного композитора непременно вспомнит. И газеты, и телепрограммы разом запоют ей положенные по сему случаю дифирамбы – наверняка всё будет именно так. Но мне вот как-то не хочется вливаться в общий, елейный хор. И поэтому сейчас, отдельно от всех, признаюсь «создательнице волшебных мелодий» – Александре Николаевне Пахмутовой – в очень давней, негасимой любви. И ещё раз напоминаю людям об этом великом таланте, который в наше время, к большому нашему позору, оказался, по сути, невостребованным…
Так пусть же Александра Николаевна ещё долго-долго радует нас своим искромётным искусством. Впрочем, лично я мысленно по-прежнему называю её Алей, потому что для меня она – вот такая, как на фотографии, которую сделал в далёком 1966-м…
