Свершилось: мне, наконец, позвонил комиссар полиции и спросил, не знаю ли я условного Ивана Сидорова (там были другие имя и фамилия, но я их забыла). И когда я честно ответила, что не знаю, сообщил, что он, этот Иван, пытается в Шведбанке (именно так) получить кредит по доверенности от моего имени.
Я существо нежадное и с философическим отношением к жизни, поэтому ответила, что раз так – пусть получает. Комиссар меня укорил: «Так ведь на шесть тысяч евро!» Я с тяжелым вздохом согласилась и на шесть – ну, может, человеку надо, что поделаешь. Тогда комиссар уточнил, я ли Марианна ТарАсенко, я согласилась и с этим, а в отместку спросила, знает ли он, кто такой Генри Хиггинс (образование же не пропьешь). Он: «Нет». Я: «Ну профессор же!» Он: «Не морочьте мне голову». Я: «Дайте расскажу, вам это будет полезно».
Но комиссар ушел в отказ и начал проявлять признаки раздражения: оно и понятно, работа нервная. «Я. – сказал он, – раз вы такая, вышлю вам повестку на ваш электронный адрес». – «Да хоть конвой на домашний, – отвечаю. – Только выслушайте! Профессор Хиггинс – это…» Тут комиссар совсем разволновался и аж петуха пустил: некогда мне, взвизгнул он, ваши байки слушать, дел полно. Я к нему и так и эдак, а он бросил трубку. Ну вот разве так можно? Надо полиции все же воспитывать свои кадры.
Проходит буквально два дня, в ресторане жду подругу – и снова звонок. На этот раз от женщины из Департамента миграции. Каким образом меня пытались обмануть мигранты, я толком не поняла – звук прерывался (глушат его там, что ли?), но поняла, что мне грозит серьезная опасность. Потому что я ей говорю, мол, мне ваш коллега буквально позавчера звонил, а она мне: это другоэ. А что именно другое – не разобрать. Поэтому я ей сообщила, что сейчас нахожусь в общественном месте, связь омерзительная и вообще я обижена на этого ее позавчерашнего коллегу.
Женщина: «А что он вам сделал?» Я: «Не захотел слушать, кто такой профессор Хиггинс. Генри Хиггинс. А вы знаете?» Она: «Нет. Но с удовольствием послушаю». Вот женщины, согласитесь, куда любознательнее мужчин. И тянутся к культуре. Я вышла на веранду, где связь была лучше, и стала рассказывать, но тут появилась подруга и финал пришлось скомкать. Так что я с сотрудницей Департамента миграции душевно распрощалась и предложила ей – если будет охота узнать подробности и детали – перезвонить мне вечерком. Не перезвонила.
Какой такой переход на эстонский язык? Зачем унижать собеседника и лишать удовольствия себя? И вообще это как-то нетворчески, а к тому же – кто-то недавно рассказывал – с ним уже и по-эстонски говорили. Пусть лучше комиссары в пыльных шлемах и их комиссарки учат слова песни «Джайст ю вайт, Генри Хиггинс, джаст ю вайт!» и в следующий раз ее мне в трубку споют.