Доколе? Об этом не напишут Эстонские медиа!
Похожие статьи
Александр Кузьмин – видный рижский правозащитник, ведущий юрист Латвийского комитета по правам человека, помощник евродепутата Татьяны Жданок. Александр составил базу данных по правам нацменьшинств в Эстонии, что и явилось основной темой нашего интервью.
Д.: Александр Вадимович, скажите, пожалуйста, что Вас привело в права человека и как Вы стали тем, кем стали?
А. К.: Интерес к общественной жизни привел меня в 2002 году на юридический факультет Латвийского университета. Более конкретное же направление деятельности придали самые массовые для Латвии проблемы. С одной стороны, это – безгражданство, коснувшееся и моей семьи. С другой – выдавливание русского языка, родного для более чем трети жителей, которое я ощутил в последних классах школы. В нулевые годы чаще, чем сейчас, приходилось заниматься и жилищно-социальными делами – частично в рамках моей тогдашней работы в Рижской думе.
Д.: В последнее время Вы создали базы данных по правам человека в Литве и Эстонии. Нас, конечно, больше интересует Эстония. Недавно мы опубликовали анализ Валерия Энгеля о праворадикальных партиях в Европе. В этом анализе нашей страны нет. На наш вопрос о том, почему она забыта, был получен нетривиальный ответ – про Эстонию нет информации, так как нет человека, который бы её собирал и анализировал в стране. Откуда Вы взяли информацию для своей базы данных?
А. К.: У наших баз данных разная тематика – проект Интернет-платформы для изучения ксенофобии, радикализма и проблем межкультурных коммуникаций Валерия Викторовича больше ориентирован на общественные настроения и правоприменение на местах. Поэтому для него необходим эстоноязычный эксперт. Я же ставил перед собой более узкие цели – обрисовать ситуацию через документы международных организаций по правам меньшинств. Поэтому для моих задач достаточно англоязычных источников, доступных в Интернете. Где именно что искать, я уже знал благодаря опыту работы с аналогичными темами и созданию базы данных по Латвии.
Д.: Могли бы Вы рассказать вкратце, какие именно права человека в Эстонии нарушаются и насколько это серьёзные нарушения?
А. К.: Моя работа посвящена лишь темам прав национальных, религиозных и языковых меньшинств. Здесь основные нарушения у Эстонии и Латвии общие – они касаются прав на гражданство и на использование родного языка. Самое серьезное нарушение – безгражданство среди детей и выдавливание русского языка из школ. Дело в том, что тут нарушаются не только специальные положения о правах на гражданство и использование языка, но и фундаментальное положение Конвенции о правах ребенка – о том, что именно интересы ребенка должны быть первичными для законодателя.
Д.: Обратили ли Вы внимание во время работы на какой-то положительный момент? Чем Вас приятно удивила Эстония?
А. К.: Похвально, что на сайтах эстонских госучреждений больше информации на русском, чем на латвийских. И это – при меньшей доле русскоязычного населения в Эстонии! Из событий последних месяцев – разумно были приостановлены языковые проверки в школах.
Д.: Как известно, всё познаётся в сравнении. Могли бы Вы сравнить ситуацию с правами человека в Эстонии и Латвии? В чем различия?
А. К.: Системные проблемы у нас общие – ограничительная политика в области языка и гражданства. Приоритеты и инструменты этой политики, однако, часто отличаются.
В сфере избирательных прав основное отличие – что на местных выборах в Эстонии вправе голосовать не только граждане стран Евросоюза. Возможно, это решение связано с тем, что в Эстонии гораздо выше доля граждан России.
Языковые квоты в области просвещения жестче в Латвии. В Эстонии же, как я вижу, покушения на образовательные права русскоязычного меньшинства в большей мере идут путем правоприменения. Это в первую очередь закрытие школ – которое, правда, присутствует и южнее границы. Но звучат в Эстонии и призывы к ужесточению закона по латвийскому примеру – это напоминает то, как за предыдущей «школьной реформой» 2004 года в Латвии последовала эстонская «реформа-2007». При этом с этнической окраской преамбулы к конституции очередность была иной – сначала ее добавили в Эстонии, потом в Латвии .
В других вопросах языка эстонское законодательство выглядит более либеральным по тексту, чем латвийское. Так, Рамочную конвенцию о защите нацменьшинств Эстония ратифицировала без оговорок по языку. Да и в Конституции ЭР предусмотрено право иногда получать ответы от учреждений на языке меньшинства. На практике, правда, эти верные положения малоэффективны.
Языковые инспекторы в Латвии имеют больше полномочий, и активно налагают штрафы как на работодателей, так и особенно на наемных работников. Они проводят проверки даже во время пандемии! Православная церковь в юрисдикции патриарха Московского более успешно защитила свои права на недвижимое имущество в Латвии.
Из юридических путей защиты своих прав – в Эстонии есть возможность подавать жалобы в Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации, чего Латвия не допускает. Неоднозначна ситуация со свободой слова. С одной стороны, в Латвии больше заводится уголовных дел против оппозиционеров за «нелояльные» высказывания. С другой – в Эстонии закрыли «Спутник», который в Латвии продолжает действовать, хотя и под давлением спецслужб.
Д.: Судя по сказанному Вами, Эстония и Латвия – страны, которых очень условно можно назвать демократическими. Насколько они выглядят убого на фоне стран старой демократии?
А. К.: Как у «старых демократий» находятся скелеты в шкафу, так и у нас есть успехи – скажем, по равноправию мужчин и женщин Прибалтика многих опережает. По моей тематике прав нацменьшинств – дальним ориентиром может служить официальное многоязычие Бельгии, Швейцарии, унитарной Финляндии. На ближайшее будущее пример для нашего региона – двуязычие хотя бы на региональном уровне, как в Испании, Италии, Великобритании. Пока, увы, направление движения у Латвии и Эстонии другое – к французским и греческим образцам политики одноязычия.
Д.: Правозащитники, особенно в наших условиях, как правило, просто ставят диагноз. А как быть с лечением? Как Вы думаете насколько наши страны Эстония и Латвия излечимы? Поможет ли терапия или требуется оперативное вмешательство? Или всё ещё хуже? С оптимизмом ли Вы смотрите в будущее, как правозащитник, или выхода нет, как метрополитене?
А. К.: Наш подход – не ограничиваться диагнозами и обзорами, хотя они полезны. Так, по линии защиты русских школ наш комитет в конце прошлого года подготовил массовую акцию обращения родителей в Европейский суд по правам человека. Под координацией Владимира Бузаева и с помощью активистов Русского союза Латвии в Страсбург подано 133 заявления, и это не «массовка ради массовки». Тактическая цель массовости – наглядно показать актуальность проблемы и убедить суд рассмотреть дело скорее.
А на плакате стоит написать «Выход рядом», – но этот выход потребует огромных усилий и многолетнего труда. Судебные тяжбы могут привести к изменениям текстов законов, но для изменения практики их применения нужно нечто большее. Это и политическая мобилизация самих русских, и прорыв с идеями равноправия – как и правильного, и выгодного пути, – к эстонской общественности. И трудность, и возможность такого перелома даже в худшей ситуации, чем в Прибалтике, видна по движению за гражданские права чернокожего населения США. Общими аргументами для уравнения прав разных групп населения в Латвии и Эстонии могут послужить и и современные примеры союзных республик и королевств, и местная история. Из последней – это и пример борьбы прибалтов за свои языки в революцию 1905 года, и образцы демократической политики 1918-1934 гг.
Д.: Большое Вам спасибо за интересный рассказ. Надеемся, что эта наша встреча не последняя. В заключении хотелось бы пожелать Вам удачи в нашем безнадёжном деле!
