Доколе? Об этом не напишут Эстонские медиа!
Похожие статьи
Целый год наше и без того нестабильное общество оглушали средства массовой информации, наводя страхи о новом якобы смертельном вирусе, covid-19, постоянно меняющем свои характеристики. Началось с того, что вирус был представлен средствами массовой информации как “неимунногенный”, то есть таков, к которому иммунитет выработаться не может в принципе. Появление вакцины, причём в столь быстрые сроки, к такому вирусу, вызывает у знающего человека вызывает в лучшем случае недоумение. Но разговор намного более серьёзный, чем кажется на первый взгляд.
Выяснилось, что не так страшен этот вирус, как его нарисовали, с довольно низкой смертностью 1-2%, однако переполох в обществе он вызвал намного превосходящий адекватные при таких реальных показателях. Тем не менее, он раскрыл полную неспособность противостоять более страшной вирусной угрозе у нашего общества. Например, эпидемии Эбола или простого собачьего бешенства. Главной причиной бессилия общества оказалась элементарная неграмотность в вопросе, обнажилось незнание самых простых основ вирусной безопасности. Начнём с того, что локдауны пошли крайне не вовремя и совершенно не логично, не обрезая распространение вируса, а наоборот, усугубляя инцидент. Меры вводились тогда, когда вирус уже обнаруживался в стране. На самом деле при реальной угрозе локдаун вводится с часу, а не столь размыто, что вирус охватывает весь мир.
Далее, само по себе ношение маски оправдано только в случаях, когда опасность заражения в десятки раз превышает существующую, а также исход намного жестче существующего. Ношение же маски в иных случаях приносит лишь вред и концентрирование мокрот перед носоглоткой, что сильно повышает вероятность повторного заражения или накопление аллергенов и по существу слабых возбудителей как раз перед ртом и носом. А посему первое, что должны были сделать власти, это отделить здоровых от больных и уже потом больных изолировать от здоровых и лечить. Однако последняя процедура слишком дорога, это придется тратиться на дорогие тесты и карантинные отпуска. Потому намного проще просто всех нарядить в маски и продешевить на тестах. Стоит отметить, что это решение совершенно не адекватно не только положению в стране, но и развитию экономики в целом, поскольку такой подход не предотвращает падение бизнеса сферы услуг в принципе, что для нашей страны экономически более летально, чем сам этот вирус. На самом деле уже затруднительно ответить на вопрос, что было бы выгоднее: провести вовремя всеобщий анализ и предпринять адекватные медицинские меры или устроить всеобщий маскарад и уничтожить государствообразующие сферы экономики. Государство выбрало второе, дорубив сук, на котором сидело, окончательно.
Логически понять произошедшее можно двумя путями: Эстония заказана на объявление банкротом, снос и перепродажу на мировом уровне и местное правительство выполняет замысел без тормозов, либо уровень подготовки кадров, ответственных за предпринятие медицинских мер столь убог, что они ввиду полной неосведомленности в вопросе не ведают, что творят, при этом либо действуют согласно своим первородным эмоциям, либо принимают авторитет “старших” товарищей из-за рубежа. При столь огромной пропасти между простым человеком и правительством, вырытой в последнее время трудно сказать, на какой из этих путей реализуется в данный момент.
Я хочу заострить внимание на исторической параллели: возможно, в ущерб общечеловеческой морали и принципам, советские врачи в те времена, когда генетику на полный серьез считали блудной девкой мирового империализма, а потому изучению РНК и ДНК вирусов не подлежали в принципе, складывалась картина диаметрально противоположная сегодняшней: эпидемии не возникали, а наоборот исчезали, причем с вековой-тысячелетней историей. Почему люди, не знающие генов, наоборот, грубо отвергающие их, оказались намного эффективнее в борьбе с болезнями, чем нынешние? Не зная молекулярных тонкостей, они всегда следовали принципу отделения здоровых от больных, на это не скупились в средствах, как и на проведение профилактик и попыток лечения, которые не зависели от дохода и социального статуса их пациентов. По крайней мере повального ношения масок они для отделенных здоровых никогда бы не ввели. При довольно скудном наборе лекарств, основанных на принципе “убивает болезнь, или нет”, и попытках разработать любыми средствами вакцины, уже достигнутое сразу же шло в дело, независимо от политических и экономических факторов. Больничный выдавался до срока, пока здоров не будет, и лекарства вводились независимо от того, может ли данный пациент оплатить их стоимость. Врачи тех времен, навсегда в рамках советской эпохи остановившие лепру и туберкулез, были на самом деле святыми людьми: вакцины они проверяли на самих себе, как и терапии лечения. То есть они не сторонились ради прогресса науки заражать себя чудовищными болезнями и лечиться по своим гипотетическим схемам. Себе они внимания уделяли меньше всего. Именно это вызывало глубочайшее доверие к медикам у населения. Это был мир без рекламы, а Честного Слова Истинного Врача, а не рекламщика или пиарщика лекарств на рынке. Если же доктор не знает, как лечить, значит болезнь не проста и надо его слушать, он всяко знает лучше нас – рассуждали тогда. А врач и подумать не мог под ударом эпидемии заниматься рекламой или политикой в ущерб медицине. Потому вакцина, профилактика и здоровый образ жизни тогда работали в полную силу, были популярны у населения, почти не оспоримы, и наносили непоправимые удары эпидемиям: именно “мойдодыр”, “гто” и доверие врачу.
Не нужно похваляться незнанием! Стоит признать, генетику очень зря тогда так не чествовали, заблуждений было на самом деле много как в мире лысенковщины, так и в мире вавиловщины. Но сейчас эпидемия коронавируса обнажила намного более страшную картину, чем последствия невежества Лысенко и Вавилова в прошлом: при уже раскрытых молекулярных механизмах протекания вирусного заболевания, осведомленность в них у населения не выше той, что была в те времена.
Кто ныне занят врачебной деятельностью и информированием населения в вопросах здоровья? Люди, которые получали образование последние 30 лет. Уровень подготовки врача напрямую зависит от уровня и программы образования в стране. А потому не излишне посмотреть на ту программу образования, которая готовит специалистов и не только последние 30 лет. Наблюдается резкий спад не только физической подготовки молодежи, но и тяжелейший удар по естествознанию. Сокрушительный спад математики, биологии и химии под натиском английского и эстонского языка и других гуманитарных наук. Потому не нужно удивляться, что современные специалисты путаются в терминологии и говорят несочетаемое даже в одном тексте. Юридическая и филологическая подготовка не способна заменить элементарные принципы поведения при эпидемии в стране. Потому неграмотное и взаимоисключающее использование терминов вызывает глубочайший игнор, смешливое наплевательство у людей, немного разбирающихся в теме и тяжелейшее недоверие средствам массовой информации “мели, Емеля, твоя неделя…вакцина от неиммуногенного вируса – это как?” Недоверие растет с явной подтасовкой фактов: почему-то коронавирусом уже переболели и выздоровело огромное число артистов и политической элиты. Реклама, да и только. Именно недоверие населения к мероприятиям, насильственно навязываемым властью, приводит к наблюдаемым сейчас антимасочным и антиковидным бунтам. Гибкость и адекватность мер при работе с населением намного ниже, чем у ненавистников генетики прошлого: нет даже элементарного отделения больных от здоровых. Ношение маски не пропагандируется как здоровый образ жизни с пояснением и разьяснениями ситуации, а насаждается ударами штрафов, нагнетания средневековых страхов и фобий. Правильно, невозможно логически доказать, что белое – черное, то есть что ношение маски здоровым при нынешних реалиях не вредно, а полезно. А нарядить в маску надо, значит нужно запугать штрафами, поломкой карьеры и прочими чисто социальными, а не медицинскими методами. Потому мы и видим нагнетание фобий вместо реально адекватных мер.
Нет доверия – ладно, хотя это на самом деле это – далеко не ладно, и при реальной эпидемии будет иметь очень тяжелые последствия. Далее стоит указать скудное образование народных масс. Ведь ныне стало взрослым и заняло эстафету жизни то поколение, которое оставило биологию и химию, а зубрило эстонский алфавит, число складок национального костюма и английские герундии. Те, в ком теплился интерес к отличным от филологических и юридических наук или проще говоря гуманитарных наук, пришлось мигрировать в страны с не столь сильным национальным напряжением и с собственной производственной силой. А потому оставшееся население просто не понимает вообще, что происходит, и дать адекватную оценку проводимым мерам просто не в состоянии ввиду своей убогой научной подготовки. Потому послушное надевание маски – типичный результат не обдуманного поступка, а правового диктата и покорности власти в стиле “а тебе и не надо думать, за тебя наверху подумают”. Мыслительная активность при этом минимальна, так же, как у большинства нет ни малейшего сомнения в прогрессивном развитии после крушения советской системы. Только подчинение и уход от штрафа, а вовсе не борьба с эпидемией, просто боязнь нарушить закон. При таком подходе предпринимаемые меры эффекта иметь не будут, поскольку население будет лишь обходить столкновение с законом, а не предпринимать шаги решения медицинской проблемы. Для вирусов и бактерий юриспруденция – пустой звук, как я уже говорил, ношение маски затормаживает и концентрирует возбудителей у носоглотки человека и наоборот – способствует его заражению и продолжительному удлиненному течению заболевания.
Хочу обратить внимание на тот факт, что агрессивный отказ соблюдения введенных ограничений или их соблюдение лишь напоказ правоохранительным органам имеет под собой основу в виде накопившихся в нашем обществе и не решаемых, возможно – в нынешних реалиях в принципе – социальных проблем.
Во-первых, это недоверие и отсутствие диалога в обществе. Надеть маску – не столь острое и невыполнимое требование. Опять приходится вспоминать прошлое: в те далекие времена, когда советское общество разило одну вековую эпидемию за другой, ограничения обычной жизни населения были намного серьезнее, чем просто надеть маску и ходить в ней. Тогда это задевало порой полное изменение диеты, отказ от использования традиционных блюд и напитков, отказ от питьевой воды из природных водоемов, что под палящим солнцем требовало немало усилий над собой. Нарушение вековых религиозных и этнических традиций, древних табу во многих сферах. Бунты были и тогда, но большинство все равно пошло за новоявленными врачами из цивилизованного мира, что мы видим по быстро затухающим эпидемиям. Достижение результата отчасти крылось в личном примере врачей и отсутствии острого разобщения людей в том немаловажном аспекте, как имущественный и национальный вопрос. То есть ограничение выглядело не как попытка одной части населения еще раз подчеркнуть свое превосходство над другой, а как вынужденная общая мера для всех, причина которой в опасности заражения, а не в экономической или правовой сфере.
Во-вторых, последние 30 лет привели не только к разделению общества на классы, а к его полной атомизации. Совсем недавно общество, возможно, было склонно к другой крайности – искусственной коллективизации, но ныне об этом говорить нет надобности, поскольку нынешнее население ударилось в диаметрально противоположную: мы на самом деле полностью разучились решать проблемы вместе, стоять “плечом к плечу”, что-то делать сообща и взаимодополнять друг друга. Реальность такова, что обычная жизнь приучила людей к реализации собственных ресурсов для достижения личного успеха, а не к тому, чтобы рассчитывать на помощь других или государства. Сплачивающая роль религии, государственной идеологии или этнического единства в открытом, и очень мультикультурном, обществе, минимальна. Тем не менее, атомизированное общество имеет огромное число изъянов, которые при отсутствии внешних общих угроз незримы и даже кажутся достижениями. Так, при появлении в нашем обществе пусть даже не особо явной и опасной угрозы, уже видна реализация деконструктивного принципа “гусь свинье не товарищ”. По той простой причине, что здоровье каждого стало его индивидуальной заботой, реализация которой полностью упирается в личный кошелек. При всем при этом накладывается требование менять жизнь, причем это изменение нередко касается получения личного дохода. На фоне того, что лекарства от вирусов, все эти ремседивиры, большинству недоступны ввиду непосильной цены, складывается ситуация: если заболею я, то должен забиться в угол и умереть, никого не заразив, а вот меня лечить никто не будет. Проще говоря, я общество ценой своей жизни беречь должен, а оно само боится случайно оплатить мне за ремседивир. Иными словами, имеем дело с односторонней направленностью: человек обществу должен, а общество человеку – прямо скажем – не особо, даже заработать на ремседивир может карантином не дать. Это очень слабо мотивирует каждого из нас что-либо предпринимать для изменения общей ситуации к лучшему. Получается так: до этого личность никому была не интересна, а как нависла опасность, то, наконец, вспомнили? Но с таким подходом вирус посильнее “ковидлы” и полетальнее уничтожит общество очень быстро.
Другой аспект: с уходом советской власти за эти 30 лет полностью разложилась региональная система здравоохранения, то есть доступ квалифицированной медицинской помощи населению деревень и сел стал минимальным. Больные вынуждены за помощью ехать в города и преодолевать страховые ограничения. Пока все это будет урегулировано, чаще всего помощь с респираторным заболеванием уже будет не нужна: оно проходит само, оставив осложнения, слабость и восприимчивость к похожим заболеваниям, и просто вулкан распространения инфекции вокруг. Очень многие люди, и главным образом сельские, не могут себе позволить уйти на больничный, а потому болезнь чаще всего переносят на ногах, на работе, заражая окружающих. Описанное обстоятельство создает условия для концентрации и усиления инфекции в обществе: адекватного лечения нет, адекватных мер карантина нет, адекватных условий восстановления сил и здоровья у населения тоже нет. При таких условиях смертельным может стать любой вирус не особо великой патогенности и летальности, смертельным не только для пожилых людей. Хорошо известно,что здоровье населения по сравнению с советским прошлым резко упали, и вместе с этим упала и сопротивляемость вирусной инфекции. Иными словами, ранее не смертельный вирус при таких условиях станет смертельным. Потому повышенная смертность от “ковидлы” – это скорей всего не результат выхода на свободу боевого искусственного вируса, а спуск на тормозах общей социальной немощи системы здравоохранения в современном обществе, убогое оправдание неоказания своевременной врачебной квалифицированной помощи растущему числу населения, доведения уровня медицинского знания людьми до практически древне-средневекового уровня с самолечением по книгам, со слов колдунов и магов. “Ковидла” – это спуск на тормозах огромного числа социальных проблем, от решения которых так можно дешево отмахнуться, обвинив самих людей в преступном пренебрежении носить маску и менять свою жизнь ввиду ограничений.
Теперь немного о молекулярных аспектах и экономических проблемах, связанными с ними. Начнем с выявления вируса. SARS-Covid-19 относится к РНК-вирусам, то есть его геном представлен одной молекулой РНК. Для ее выявления с помощью ПЦР-реакции необходимо сначала произвести ее обратную транскрипцию в ДНК, а уже затем сделать циклирование праймеров (нескольких десятков нуклеотидов вместе, комплементарных ДНК мишени) в присутствии нуклеотидов (букв генетического кода), и фермента полимеразы. Обратная транскриптаза, полимераза и праймеры относятся к особо дорогим компонентам. Потому даже в случае удачного неложного раскрытия присутствия инфекции или ее отсутствия это удовольствие обходится довольно дорого, около 80 евро с пациента, причем эта сумма, скорей всего, сильно обрезана страховками и прочей госпомощью, поскольку реальная стоимость в лучшем случае выше раз в пять. Однако не стоит считать ПЦР идеальной, всегда правдивой и безошибочной, процедурой. Размножение участка ДНК начинается с прикрепления передового и обратного праймеров, когда они находят комплементарный себе участок. Вирусы – особо мутабельные существа, а потому мы можем напoрoться на случай, когда генетические буквы на месте прикрепления праймеров уже стоят не те. В зависимости от процента не тех букв и их расположения создаются петли и неполное или отсутствующее прилипание праймеров, что может привести либо к очень сокращенному числу копий за оптимизированную процедуру, либо к продукту другой длины, отличному по массе от ожидаемого, либо не запуститься вовсе. Так может получиться ложно-негативный результат теста.
Точнее было бы секвенирование, то есть раскрытие букв кода вируса, но данная процедура еще дороже, чем ПЦР, и требует очень дорогого оборудования.
Обойти генетические методы детекции можно при помощи процедуры ELISA, иммуноферментного анализа, где вирусный белок захватывается специфическими антителами против него, произошедший захват же выявляется анти-антителами уже против тех специфических антител, что захватили вирусный белок, несущими метку, скажем, колориметрическую. Дороговизна специфических тел здесь тоже ударная, грубо говоря по 300 евро за каплю раствора. Используемые материалы как и в случае генетического анализа невозобновимы. Потому становится понятно, почему государство поскупилось на тотальный анализ: это не просто дорого, а очень дорого. Для государственного бюджета не столь ударно, как для частника, но зачем тратить, если можно всех просто нарядить в маски?
Второе – лечение. Не стоит думать, что на РНК-вирусы вообще нет никакой управы. Безусловно любимые антибиотики эстонских врачей вроде амоксициллина, доксициклина и азитхромицина здесь абсолютно неуместны. Однако есть-таки специальные антивиральные средства, начиная с ацикловира и завершая ремседивиром, то есть аналоги букв генетического кода, которые вирус использует в своем жизненном цикле, но лишенные возможности достройки следующего звена. В результате у вируса появляются в разных местах обрезанные нежизнеспособные дочерние молекулы. Все противовирусные, реально способные помочь лекарства, очень дороги. Нельзя cказать, что их синтезировать дешево нельзя, но цена их убедительно превышает цену изготовления. При эпидемии такие лекарства должны быть доступны пациенту с любым достатком, если же их применение будет зависеть от страховки и достатка больного, то никакого чуда не произойдет, кроме как мы опять провалимся в 12 век эпидемии “новой чумы”.
Политически раздутая эпидемия ковида-19 показала реальный потенциал нашего современного общества по борьбе с реально опасной инфекцией, который оказался неутешителен. Столкновение с реально опасной эпидемией мы с треском проиграем: несмотря на долгую историю развития медицины мы уже полностью игнорировали весь накопленный опыт, допустили рецепт по телефону и преступный рост цен на реально действующие лекарства. Оказалось, что наш социальный маразм намного ценнее для нас, чем даже самосохранение. Невозможно не упомянуть и не заметить, что еще 30 лет назад мы были несравненно сильнее и адекватнее при инфекционных угрозах, да в то время, когда мы мало знали английской грамматики и прочих гуманитарных наук, зато были на передовой в математике и естественных науках даже несмотря на остатки неуважения к генетике. Да, мы были сильнее против эпидемий, когда “ничего не знали о сексе”, были несвободны и за нас “партия думала”. Сейчас же мы имеем самый последний позор медицины, излечить который не позволил даже столь высокий и тонкий прогресс в генетике, вирусологии и молекулярной медицине.
Доктор химических наук,
Роман Владимирович Борозняк
