Доколе? Об этом не напишут Эстонские медиа!
Похожие статьи
Казимир Иванович, выйдя на пенсию, мог дать себе поблажку и поваляться утром в постели. Но увы – приходилось подыматься точно к часам, выходить во двор и всячески ублажать и развлекать своего козла Мотьку. И всё это делалось затем, чтобы в это время сосед Пётр Николаевич мог безбоязненно пройти мимо их двора на работу.
Почему Пётр Николаевич с Мотькой стали врагами, непонятно. Один только раз, года два назад, Пётр с Казимиром повздорили из-за какого-то пустяка. Козёл Мотька почему-то очень агрессивно реагировал на матерщину. А Пётр Николаевич в нецензурной брани был виртуозом. Когда через забор слышались матерные слова, Мотька набычивал рога и басисто блеял «бэ-э».
Казимир Иванович подозревал, что на Мотькином языке это был «мат». Потому, что обычно козёл издавал голосом более мягкое «мэ-э». Сам Казимир был полной противоположностью соседу. Он органически не переносил нецензурных слов. Возможно, потому, что когда-то решил для себя (по всей видимости, из-за своего имени), что он потомок польских шляхтичей, и старался вести себя соответственно. Правда, его жена, Евдокия Сидоровна (в миру – Дуня), особенно когда была не в духе, напоминала Казимиру о залитом чернилами метрическом свидетельстве, где, при желании, можно было прочесть имя «Корней». Казимир Иванович обиженно замолкал, особенно когда был выпивши, и с супругой не спорил.
Выпить Казимир любил, но пьяницей себя не считал, потому как знал свою меру. Мера его не была величиной постоянной, поскольку зависела от обстоятельств. Иногда эти самые обстоятельства заставляли Казимира Ивановича меру завысить, И тогда уж брала слово его супруга, обзывая мужа пьяницей, который якобы погубил её жизнь. И если бы не он, жила бы Евдокия Сидоровна припеваючи замужем за каким-нибудь военным и не в этом задрипанном посёлке! А того глупая баба не понимает, что тогда не было бы их сына Андрея, а самое главное—их любимого внука Саньки… Пять лет уже не виделись с ним. Андрей с женой и Санечкой живёт далеко на севере. Погоди, сколько же лет сейчас Саньке? Последний раз, когда его оставили на всё лето деду с бабкой (радость-то какая была!), внуку было семь лет, значит, сейчас ему двенадцать.
Козёл Мотька был напоминанием о той счастливой поре. Правда, пять лет назад было кощунством назвать его козлом. Казимир Иванович принёс тогда на руках и пустил на травку во дворе нежнейшее пушистое создание с трогательными, еле пробившимися рожками, именуемое козлёночком из сказки. Восторгу Саньки не было предела! Козлёнка назвали Мотей. Внук уехал, а Мотька так и живёт у них до сих пор.
Назвать его сейчас нежным созданием затруднительно, хотя бы потому, что голову его венчают мощные, грозного вида, рога. К этому времени Мотька стал, как любой уважающий себя козёл, строгих правил – не допускал фамильярности и, как сказано выше, приходил в ярость от нецензурной брани. Поблажки козёл допускал только по отношению к своим хозяевам Казимиру и Дуне. Всех остальных соседей Мотька строил по стойке «смирно», особенно по утрам, когда те шли на работу. Правда, к большинству соседей козёл относился снисходительно, всякий раз поджидая своего главного врага – Петра Николаевича. И если к тому времени не успели выйти во двор Евдокия или Казимир, Мотька непостижимым образом умудрялся открыть рогами все запоры на калитке и выходил на «тропу войны». В разговорах между супругами, особенно после очередной жалобы соседа, затрагивался вопрос дальнейшего устройства животного… Но сразу же перед глазами возникала трогательная картина приезда их детей, и умилённый взор их останавливался на Мотьке.
Опять же, когда Казимир бывал в подпитии, и Дуня в гневе отправляла его на улицу «освежиться», Казимир Иванович заходил в сарай, где обитал Мотька, садился на кучу сена, и начиналась беседа. Посторонний человек подумал бы, что козёл дремлет. Ничего подобного! Он внимательно слушал хозяина. Иначе зачем бы он издавал звуки типа «мэ-э» в особо патетических местах?
А Казимир Иванович продолжал:
– Вот ты, Митрофан, животная душа. Умом я это понимаю. Но хитрости и смекалки в тебе, пожалуй, больше, чем, допустим, у того же Петра Николаевича!
Услышав ненавистное имя, козёл громко заблеял «бэ-э», на что Казимир укоризненно заметил:
– Вот видишь, ругаешься… Ты от меня когда-нибудь слышал бранные слова? То-то же!
Козёл, фыркнув пару раз, успокоился. Потом, полуприкрыв глаза, задремал. Но хозяин желал общения и продолжал:
– Вот зачем ты, Митрофан, вчера разгрёб сено около сарая и выбросил наружу мою припрятанную бутылку? А нашла её Евдокия Сидоровна… Да и соседи продолжают жаловаться на тебя. Хотя я забор уже по всей длине укрепил, ты всё равно как-то выскакиваешь на прохожую часть… Нехорошо, Митрофан!
Козёл начал всхрапывать во сне, и Казимир Иванович ушёл в дом.
* * *
Утром Дуня собралась в соседний посёлок съездить в гости к сестре. Долго гостить не собиралась, завтра же приедет обратно. Казимир Иванович помог супруге собрать сумки и, закрыв Мотьку в сарае и закрутив толстой проволокой калитку у ворот, пошёл проводить Дуню до автобуса. Отправив жену, Казимир не спеша возвращался домой. Дорога шла мимо дома культуры, и он, от нечего делать, остановился почитать афишу. Оказывается, приехал цирк и сегодня вечером представление.
Вот уже несколько лет подряд в начале лета в посёлок приезжал цирк. Для местной публики артисты были привычны, как и цирковая программа, которая все эти годы не обновлялась. Зрители наизусть знали все цирковые номера. Всякий раз на доске объявлений рядом с цирковой афишей висело объявление с текстом: «Принимаем и покупаем перспективных животных – будущих артистов цирка». Так в цирковой труппе появилась коза Фрося. И вот уже два года как Фрося пользуется бешеным успехом у зрителей. Говорят, что коза Фрося родом из соседнего посёлка и директор цирка Почуйкин отвалил за неё целых сто рублей! Ещё ходили слухи, что приносили в цирк кур, петухов, кроликов. Якобы хозяева этих животных считали их выдающимися и даже не брали за них денег, лишь бы увидеть своих любимцев на сцене. Но, кроме козы Фроси, другой живности на сцене почему-то не появлялось. Обеспокоенным хозяевам Почуйкин отвечал, что их питомцы оказались слишком перспективными и их передали областному цирку на обучение. Казимир Иванович посмотрел афишу и стал читать уже привычное объявление о приёме или покупке (на усмотрение директора) перспективных животных. Прочитав, снисходительно хмыкнул и подумал: «Интересно, Мотька наш – перспективный? А если да, то сколько за него дадут в цирке?» На какое-то время Казимиру стало совестно за такую меркантильность, и он постарался направить мысли в другое русло.
В это время к нему подошёл мужчина и спросил:
– Интересуетесь объявлением? Может, что-нибудь предложите для цирковой сцены?
Казимир Иванович обернулся и, смущённо ответив: «Нет, нет! Извините», – поспешил уйти. Но убогая мыслишка всё-таки спряталась где-то глубоко и время от времени шевелилась у него в голове. Он старался её отогнать: сейчас придёт домой, приготовит Мотьке пойло с отрубями, а потом будет отдыхать. Есть у него чем расслабиться. За домом сложены пустые ящики, вот в одном из них Казимир и припрятал бутылочку! Дуня только завтра приедет, мешать никто не будет.
В приподнятом настроении Казимир, раскрутив толстую проволоку на калитке, открыл её и вошёл во двор. Первое, что бросилось в его глаза – разбросанные ящики на углу дома. Один ящик зацепился за рога Мотьки, и тот никак не мог от него освободиться. Козёл молотил ящиком по забору, издавал матерные звуки «бэ-э», а его недруг Пётр Николаевич из-за ограды злорадно подзуживал козла непечатными словами. Мотька, привыкший в общении со своим хозяином к высокому штилю, принимал матерщину Петра Николаевича за прямое оскорбление и явно намеревался пробить ящиком забор.
В одну минуту Казимир Иванович оценил ситуацию и, как всегда, хотел было занять позицию арбитра, но вдруг под его ботинком что-то со звоном хрустнуло. Он наклонился, в нос ударил знакомый аромат, а его глазам предстали осколки припрятанной им бутылки. И вот здесь Казимир Иванович решился! Он не стал слушать пламенных речей Петра Николаевича. Приложив усилия, освободил Мотькины рога от ящика и позвал его в сарай. Привычно приготовил пойло, попоил его, а потом, достав припрятанную щётку, стал расчёсывать бока Мотьки.
Делал это Казимир Иванович в редких случаях во время доверительных бесед, что нравилось Мотьке чрезвычайно. Вот и сейчас козёл умильно жмурил глаза, от избытка чувств произносил звуки «мэ-э» и был доволен жизнью. Чтобы не расчувствоваться самому, Казимир быстро закончил приготовления, взял праздничный ошейник с верёвкой, на котором иногда выгуливал Мотьку, и повёл козла к дому культуры.
Сделка проходила туго. Сначала Почуйкин не соглашался брать Мотьку. Как он выразился, цирку выгоднее животные с малыми габаритами. Но потом, вспомнив, что билетов продано всего на треть зала, решился. Но требуемые сто рублей платить категорически отказался, ограничившись двадцатью. Дабы не поддаться сомнениям насчёт необходимости сделки, Казимир Иванович решительно взял свои двадцать рублей и ушёл. По дороге он купил две бутылки, на что ушли все деньги. Одной бутылкой он решил отметить событие, а другую – припрятать «на потом».
Казимир зашёл во двор, хотел по привычке укрепить запоры на калитке, потом, вспомнив, махнул рукой и оставил калитку как есть.
Не помнит Казимир Иванович, сколько времени отмечал это событие. Только осознаёт, что меру он превысил, если не сказать – зашкалил, потому что обстоятельства того требовали, они даже кричали!.. В какое-то время он отключился и уснул. Ближе к утру приснился Казимиру сон. Будто на травке перед домом пасётся маленький пушистый козлёночек. На его головке торчат ещё не затвердевшие отростки, будущие рожки.
Вот он подымает голову и внимательно глядит в лицо Казимиру Ивановичу почему-то глазами Мотьки… И вдруг откуда ни возьмись появляется в руках Казимира соседское ружьё, которым тот всегда хвастался.
– Зачем мне ружьё? Я и стрелять-то не умею! – в панике думает Казимир Иванович, но его руки в это время живут как бы своей жизнью. Вот он прицеливается, а его палец нажимает на курок, и ровно посредине, между маленькими отростками на голове козлёночка, появляется круглое отверстие. Мотькины глаза, всё ещё устремлённые в лицо Казимиру, застывают в вечном изумлении…
В холодном поту Казимир проснулся. Действительность была не слаще сновидений. Он чётко вспомнил – вчера он отвёл своими руками Мотьку в цирк и продал за две бутылки! Утреннее солнце вовсю светило сквозь занавеску. Казимир вышел во двор, зачерпнул кружкой холодной воды. Ко рту поднести не успел, так как на него уставились Мотькины глаза. «Перебрал! Надо завязывать! Права моя Дунька!» – подумал Казимир Иванович, зная, что Мотьки во дворе быть не может. Он, Казимир, продал его вчера за две бутылки. Протерев глаза, Казимир хотел было шагнуть вперёд, и вдруг его руки ощутили что-то влажное, волосатое. А потом послышалось мягкое козлиное блеяние: «мэ-э». Казимир ошалел… Он гладил Мотьке бока, ощупывал голову, рога, как бы проверяя, всё ли на месте. Поймал себя на том, что назвал козла «Солнышком»…
На Мотькином ошейнике с одной стороны болтался обрывок верёвки, а с другой был привязан помятый бумажный то ли пион, то ли роза ярко-красного цвета. Казимир аккуратно снял цветок и повёл животное в сарай покормить. Затем, закрыв козла в сарае, достал припрятанную бутылку (всё, что осталось от продажи Мотьки), сложил в пакет бутылку и бумажный цветок. Потом, подумав, положил туда Мотькин праздничный ошейник и быстро направился в центр посёлка, к дому культуры.
По дороге Казимир Иванович взволнованно, неизвестно к кому взывал: «Лишь бы директор согласился взять бутылку вместо денег! А за вторую повинюсь – выпил! Пусть возьмёт вместо неё ошейник, он совсем новый».
Казимир Иванович издали увидел, как артисты загружают в автобус реквизит. Вот директор несёт большой картонный ящик, обхватив его обеими руками. Он увидел Казимира, остановился и с облегчением опустил ящик на землю. Вытирая платком потную лысину, сказал:
– Удрал твой козёл, дед. Искать его нам некогда, уезжаем.
Директор хотел ещё что-то сказать, но Казимир Иванович сунул ему в руки пакет и просительно промолвил:
– Вот, возьмите! Здесь одной бутылки не хватает, но вместо неё – ошейник, он новый. А цветок немножко помялся, но его можно поправить…
Директор Почуйкин держал в руке пакет и растерянно смотрел на Казимира:
– Ничего не понимаю! Что ты мне даёшь, дед, и зачем?
– Ну, как же,- отвечал Казимир,- вчера вы дали мне двадцать рублей за моего козла. Но Мотя пришёл домой, и я его больше не продаю. А это я возвращаю вам то, что вы заплатили. На двадцать рублей я купил две бутылки. Но, я извиняюсь, одну выпил…
Директор Почуйкин, наконец поняв в чём дело, с облегчением воскликнул:
– Так козёл вернулся домой? Сам? Во, молодец!
Потом Почуйкин заглянул в пакет, расхохотался и, протягивая его обратно Казимиру, промолвил:
– Возьми, дед! Это тебе. Твой козёл нам вчера такую выручку дал – с трёх посёлков не собрать. Вся публика шла на Мотькину гастроль. Правда, немного накуролесил… Вон, наш конферансье хромает до сих пор! Но козёл, дед, у тебя перспективный. Приедем на следующий сезон – я тебе за него все сто рублей отвалю!
Казимир Иванович испуганно отшатнулся и, машинально взяв пакет из рук директора, воскликнул:
– Нет, Мотьку никогда больше не продам!- потом развернулся и пошёл домой.
Он опять шёл мимо висящей цирковой афиши, которую ещё не успели убрать. Содержание афиши было несколько иным, чем вчера. Бросались в глаза выделенные крупным шрифтом слова: «Коронный номер представления – танцевальная пара животных в составе восхитительной козы Фроси и её несравненного партнёра – Мотьки».
Пока Казимир Иванович изумлённо вчитывался в афишу, подошёл парень с ведёрком клея и кистью, наклеивать свежие объявления. Он содрал цирковую афишу и хотел было сунуть её в мусорный мешок, но Казимир вдруг поспешно попросил:
– Пожалуйста, дайте это мне, вам ведь всё равно выбрасывать.
Парень, равнодушно хмыкнув, протянул афишу Казимиру. Тот аккуратно скатал её в рулончик и бережно положил в пакет рядом с красным бумажным пионом и бутылкой.
Казимир Иванович пришёл домой. Там уже вовсю хлопотала супруга, она успела приехать от сестры. Козёл Мотька почему-то стоял в глубине двора, далеко от калитки, и спокойно жевал жвачку, никак не прореагировав на хозяина. Дуня, бросив взгляд на пакет, сразу определила его содержимое и начала было распекать Казимира, но тот тихим голосом произнёс:
– Не ругайся, мать! Я не покупал эту бутылку. У нашего Моти вчера гастроль была на сцене дома культуры. И это директор цирка дал нам в благодарность.
Евдокия Сидоровна с удивлением взяла из пакета бумажный цветок, машинально примерив его к своей груди, потом, хмыкнув, положила обратно. Казимир Иванович расстелил на столе перед супругой афишу, чем сразил её окончательно. Через какое-то время, придя в себя, Дуня воскликнула:
– Я же тебе главного не сказала! Вот, читай телеграмму! Андрюшенька с семьёй приезжает. Потом сами уедут, а Саню нам на всё лето оставят!
Казимир Иванович от избытка чувств ничего связного выразить не мог, только хмыкал. В конце концов пошёл во двор. Дуня крикнула ему вдогонку:
– Казик! Возьми сухариков для Моти! Он их любит.
2015
