Доколе? Об этом не напишут Эстонские медиа!
Похожие статьи
Сейчас часто можно увидеть очень типичный способ реагирования части публики в соцсетях на публикации, где идут сравнения современной аномальной ситуации в большинстве государств мира (эта аномалия, заметим, длится уже почти 2 года и превращается в своем роде новую “норму”) с обстановкой в нацисткой Германии и других фашистких государствах. Реакция примерно такова: “Совсем нет схожести, совсем все по другому, и не пишите бред.” Хотел бы более развернуто показать, почему можно и нужно видеть черты складывающейся диктатуры фашисткого, еще более бесчеловечного и механистического, типа, в том, что наблюдаем и “на своей шкуре” уже успели прочувствовать все мы.
Для начала стоило бы, конечно, разобраться с определением сути фашизма. Поскольку фашизм многолик, то даже у многих серьезных исследователей возникали свои определения этого явления. Обыватель из соцсетей зачастую мыслит картинками из учебника истории и передач канала “Дискавери Хистори”, где плохие дяди в одинаковой чёрной форме и черепами над козырьком сгоняют живые скелеты за колючую проволоку, а потом отправляют в газовые камеры. Этим часто представления большинства и ограничиваются и за рамки этих представлений не выходят. А жаль. Мы видим явно однобокую подачу материала учителями истории, в своё время, дополненную более поздним однобоким и урезанным освещением этого явления телеканалами и прочими средствами пропаганды.
Итак, каково определение фашизма? Определение, по Гегелю, это “качество, которое есть в себе, в простом нечто, и сущностно находится в единстве с другим моментом этого нечто, с в-нём-бытием. Определение – это качество, которое имманентно явлению на всем протяжении его развития и определяется через отрицание собственного отрицания”. Прошу отметить, что это именно научное определение. Все остальное определением не является. Потому что такое определение вскрывает суть явления. Не набор его признаков, а суть явления, учитывая его развитие во времени и не являясь набором признаков, присущих тому или иному явлению. Признаками могут быть и газвагены, и черные униформы, и “хайль Хитлер”, но не это определяет явление.
Георгий Димитров, как и положено коммунисту, исследовал фашизм и сам на себе вынес тяжесть этого строя, и он дал такое определение фашизма: «Фашизм – это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических кругов финансового капитала». Далее он расшифровывает: «Фашизм – это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм – это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике – это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующий зоологическую ненависть к другим народам». Определение, во многом, как видно, продиктовано тем, что Димитров был человеком своего времени, когда было ярко выраженный классово оформленный рабочий класс и крестьянство, плюс виден его марксисткий подход к определению. Сейчас многие могут воспринять этот подход в штыки, ибо им в разных экономических школках внедряли в подкорку, что все исходящее от Маркса – это красно-баррикадный шлак. Очень ошибаются, кстати. Современные отрицатели могут придраться к тому, что у Димитрова есть упоминание шовинизма. Правильно, это был человек, видевший проявления фашизма в его отношении к евреям и славянам, и потому посчитал, что и это надо отнести к определению.
Возьмем для контраста определение крайне правого американского журналиста и политика Джона Томаса Флинна в работе «Как мы идем?», изданной в 1944 году, который обозначал фашизм в качестве противопоставления социализму и социал-демократии, наделив его пятью основными признаками. Первый – антикапитализм с чертами капитализма. Второй – управление спросом в экономике через дефицит бюджета. Третий – применение прямого экономического планирования с сохранением частичной экономической инициативы через корпоративизм. Четвертый – милитаризм и империализм. Пятый – ниспровержение господства права.
Много усилий, изучая фашизм, приложили представители Австрийской экономической школы. Например, Фридрих Август фон Хайек. В 1944 году выходит его монография «Дорога к рабству». Автор выводит фашизм как однокоренное явление с социализмом. Нацизм, по Хайеку, это всего лишь форма развития социализма. Истоки нацизма, как и социализма, естественно (это вполне нормально для представителя австрийской экономической школы), в ограничении экономических свобод. Ведь австрийская экономическая школа проповедовала очень сильные либеральные модели в экономике.
Кроме того, Хайек указывал на интеллектуальное родство нацизма и социализма, делая упор на то, что многие видные бывшие социалисты вполне легко приняли нацистскую идеологию, фашистскую идеологию и перешли в другой лагерь.
Идем далее. Основатель крайне правой националистической партии Action francaise («Французское действие») Шарль Моррас, поддерживавший идеи Бенито Муссолини, писал:
«Что есть фашизм? Социализм, освобожденный от демократии. Тред-юнионизм (то есть профсоюзное движение), избавленный от цепей классовой борьбы, навязанных рабочим Италии. Методичная и успешная воля к соединению в единой фасции всех человеческих факторов национального производства. Решимость приблизиться к разрешению рабочего вопроса, соединить профсоюзы в корпорации, управлять ими, включить пролетариат в наследственную и традиционную деятельность исторического Государства их Отечества».
Германский философ Эрнст Нольте определял фашизм так: «Фашизм – это антимарксизм, который старается уничтожить своего врага за счет включения радикально противоположной идеологии и использования идентичных идеологическим установкам типично измененных методов, с жестким ограничением на национальное самоопределение и автономию».
Специалист по испанскому фашизму профессор Висконсинского университета Стэнли Джордж Пейн выделял следующие признаки фашизма: единение идеалистической и волюнтаристической философии; создание национального авторитарного государства, построенного вне традиционных основ и моделей; создание управляемой мультиклассовой экономики на корпоративистских основах; позитивная оценка насилия и войны; создание империи и слом устоявшихся межнациональных отношений; по отрицанию: антикоммунизм; антилиберализм; антиконсерватизм; мобилизация масс и милитаризация внешней политики; акцент на эмоциональном аспекте массовой культуры, государственной символики во всех проявлениях и организации массовых действий; биологический акцент мужественности и мужского доминирования; авторитарный, харизматический, персональный стиль управления.
Умберто Эко в эссе “Вечный фашизм” выделяет следующие признаки: культ традиции в сочетании с синкретизмом; культ действия ради действия; фашизм обесценивает интеллектуальный дискурс и критическую аргументацию как преграду на пути действия; страх заговоров, переходящий в параноидальный поиск врагов не только в своем окружении , но и в массах; презрение к слабости; использование новояза; недосказанность и прямая ложь при широкой пропаганде.
У нас возникает правомочный вопрос: столько разномастных определений, как же выделить ключевые и правильные? Многие из них можно отнести и другим типам обществ. Скажем, то же презрение к слабости и культ мужественности был в Спарте; персональный стиль управления был характерен для абсолютных монархий. Биологический акцент мужественности и мужского доминирования был в Древнем Риме. Использование новояза было характерно для Советского Союза. Позитивная оценка войны и насилия была, опять-таки, в Спарте, но не только там… “Создание империи и слом устоявшихся межнациональных отношений” – это любая древняя империя, строившаяся на сломе более старой.
Признаковые определения не очень работают. И потом, даже на коротком историческом отрезке мы можем констатировать, что признаки внутри фашистских, нацистских режимов менялись, потому что классический антисемитизм нацистской Германии был разным в начале своей истории и в конце (сначала было признание евреев людьми второго сорта, концентрация их в гетто, попытка выселить за границу и только потом нацистская Германия пришла к геноциду). Если смотреть шире по географии, то антисемитизм был почти нехарактерен для фашистской Италии и совсем нехарактерен для португальского и испанского фашизма. Таким образом, можно с полным основанием говорить, что дело не в признаках, они переменчивы, в зависимости от ситуации и условий.
И здесь опять можно обратиться к Хайеку. Ведь именно Хайек, истый позитивист, проводил аналогии между фашизмом и социализмом. Общее у них он находил то, что он назвал “экономической несвободой”. Социализм «экономически несвободен» в том смысле, что вся экономика или ее значительная часть находится в общенародной собственности под управлением диктатуры пролетариата. Фашизм «экономически несвободен» в том смысле, что это государственный капиталистический монополизм. План есть, но это план работы предприятий, находящихся в частной собственности (пусть даже собственник владеет собственностью через опосредование государства). Фашизм как «экономическая несвобода» всегда прекрасно уживался с мультиобогащением отдельных и весьма немногих представителей единой, казалось бы, нации.
Фашизм нельзя приравнять к капиталистическому (или империалистическому) базису экономики – в истории полно было империалистических стран без фашизма – США, Британия 19 века. То есть фашизм заключается в надстройке, верхушке поверх капиталистической базы. Для того, чтобы фашизм “оседлал” эту базу, должно возникнуть несколько условий. Первое – развитый финансовый капитал в базисе. Второе – надстройка в виде прямой террористической диктатуры наиболее реакционных и шовинистических своих представителей. Третье – следствием власти реакционных кругов становятся ничем не сдерживаемый шовинизм на уровне государственной идеологии и распространение философии разделённого общества. Финансовый капитал – это промышленный капитал, объединённый с капиталом банковским. Должно произойти разделение экономического пространства между крупнейшими монополиями, которые выступают в единой корпорации с банками. После этого сращения должна выдвинуться политическая верхушка, которая начинает с помощью аморальных политических средств проводить в жизнь план обогащения фанансово-промышленных кругов.
Вы спросите: а как же это соотносится с нынешней ситуацией? Отвечу: эти все условия выполняются и сейчас, только на еще более крупном, глобальном уровне. Роль промышленного капитала начали играть в современную эпоху фармаконцерны и цифровые гиганты, вместо тогдашнего Круппа с Тиссеном. Финансовый капитал течет им из той же “Black Rock Corporation” или ”Vanguard”. Тот же Гейтс, которого только мёртвый сейчас не упоминает, вообще человек-оркестр, занимаясь обеими отраслями. При помощи финансово-промышленного капитала нашего времени наверх во власть пробираются глобалистские политики наподобие Байдена, которые разными методами обеспечивают лояльность важнейших политиков наподобие Путина. Последние должны обеспечить информационно-пропагандистскую “дымовую завесу” в виде квазипатриотической повестки, в которой им должны подыгрывать соответствующие медийные площадки.
Скептики, любящие прямые аналогии, на этом месте завопят: “Аа, а где же сильные диктаторы типа Гитлера или Муссолини?”. Отвечаю: такие диктаторы нужны были на этапе постмонархических обществ того времени, для консолидации масс. На нынешнем этапе большую часть работы по управлению массами выполняют, уже на полуавтоматическом уровне, цифровые системы. В случае обществ, где народ больше любит сильных лидеров (как Россия), создаётся видимость “участия” такого лидера в процессах.
Итак, финансисты запускают печатный станок, выпуская очередные миллионы, на которые фармаконцерны выпускают сомнительные препараты, образуя единый самоподдерживающийся глобально-мафиозный механизм, где фарма создает движение капитала и приращение нулей, не давая остановиться этому адскому колесу. Целевой аудиторией этой фарма-финансовой мафии должны стать даже не люди – выгодоприобретателями становятся менее крупные корпорации. Попутно идет высасывание всех соков уже просто из госбюджетов и малых и средних бизнесов.
Люди рассматриваются лишь как биологический материал, который должен обеспечить непрерывный поток данных фарме и цифровым гигантам, которые, непрерывно анализируя клики, высказывания, и прочие реакции, сами же должны регулировать непрерывное поступление биоматериала. За это поступление отвечают “говорящие головы”, которые сидят на своих местах, называясь “президентами”, “мэрами”, и получают свой куш от печатаемых денег в зависимости от “жатвы”.
При этом чем более обескровлен становится реальный сектор, тем больше насаживаются “на крючок” “говорящие головы”, все менее то, что называется государством, способно выживать самостоятельно. Поэтому периодически включается необходимый механизм в виде психологического и полицейского террора и пугалок-цифр “жертв” и пр. с целью не прекращать непрерывность поступления биоматериала.
Происходит ли разделение биоматериала на категории? Естественно, все эти искусственно провоцируемые агрессии “ваксер – антиваксер” из этой категории. При этом, думаю, “они” даже не поморщатся, когда одна часть биоматериала перережет другую – тем лучше, скажут они, останется лишь “продуктивные” подопытные. Если “в топку” попадает целая “непродуктивная” страна наподобие Белоруссии – тем лучше для них.
Важно при этом понимать, что этот механизм куда более бездушен, чем военная машина Гитлера так как последней все-таки управлял не искусственный, а живой интеллект. Поскольку люди являются лишь топливом для этой машины, то в случае, если “топливо” испортится или наотрез откажется вращать лопасти этого адского колеса, то его просто сольют в ближайшую яму, запустив тот же, но более сильный вирус или подло распылив фосген.
По степени поддержки населения/биоматериала у них тоже проходит неофашисткая сегрегация – для более послушного, “своего” биоматериала есть подкормка в виде “вертолетных” денег, там, где этот адский эксперимент захотят прекратить быстрее, они лишний раз не поднимут пальчик, чтобы напечатать нолик и нажать “Перевести”. Похожим образом и Гитлер планировал извести “непредусмотренный” планом биомусор на территории Ленинграда и Украины. Но отличие заключается в том, что тогда ещё люди рассматривались как потенциальная рабсила и даже потребители. При нынешнем неофашизме потребители – это “свои” корпорации и прочие бездушные системы. Даже “Президенты” таких стран, как Эстония – это только гауляйтеры, которые перестанут быть нужны ровно в тот момент, когда их потуги по террору населения перестанут приносить нужную “жатву”. Больше они “им” ни для чего иного особо и не нужны. Поэтому и не заботит “их”, уколются они 3 или 8 бустером и помрут от этого или нет – всегда найдутся другие калласы, карисы, кылварты и прочие, поэтому чем ограниченней и тупей, либо зомбированней, этот гауляйтер, тем им выгоднее – тем медленней до него дойдёт и его шаткое положение.
Мы можем рассуждать и дальше – самосколлапсирует ли эта система? Перейдет ли она к состоянию, где деньги будут заменены маркером лояльности на основе постоянной привязки к биодонорству и готовностью быть придатком самообучающейся цифровой системы? Сколько людей должно остаться по “их ” планам”? “Они” не будут с нами делиться – разве руководитель лаборатории делится планами с подопытными мышами? Одно ясно: вырисовывающаяся система настолько превышает по степени бездушия, по степени глобальности, по степени расчеловечивания людей гитлеровскую, что последняя начинает казаться неким архаической, наивной, и потому откровенно неприкрытой небольшой мышиной душегубкой, первый рецидив будущей человеческой катастрофы.
