События последних двух лет заставляют меня писать о том, как происходит трансформация человека. Человек – прежде всего мозг и разум. Именно поэтому изменение сознания повлечет за собой изменение всего остального. Что мы видим и наблюдаем в последнее время – это, конечно, попытки через изнасилование нашего сознания поработить нас целиком, без остатка на физическом уровне. Думаете, это не так?
Вначале попробуем совершить экскурс в историю. Большую часть времени древнее человечество принимало рабовладение как норму, в той или иной степени. Рецидивы этого явления, когда одно племя порабощает другое, мы еще могли видеть недавно у некоторых племен Океании. Не надо преувеличивать права и свободы древних. Так называемая демократия полисов подразумевала равенство лишь для части общества – свободных граждан, которые имели право голоса. Остальные же являлись говорящими орудиями труда, без гражданских прав и права голоса. Пока еще люди не растеряли остатки школьного образования и большинство знают, что и Древний Рим, и финикийцы, и Персия – все древние мощные державы – зиждились на неоплачиваемом труде массы бесправных людей. Это была система, которая была выгодна по мере расширения обитаемого мира этих древних империй, которые были вынуждены воевать за новые человеческие и земельные ресурсы. Ведь земля была заселена тогда скудно, а средства сообщения вообще были неважными.Таким образом все новые массы бесплатной рабочей силы привносились в эту, в общем-то, довольно чудовищную систему, которая постепенно начала распадаться с наступлением новой эры и постепенным изменением сознания людей. Нам сейчас сложно осознать, что древние мыслили иначе, чем мы. Бесплатная эксплуатация человека человеком была нормой того времени. Ее принимали как данность даже многие великие мыслители. Ведь и Государство Платона было, по сути, тоталитарным и опиралось на рабство. Христианство в этом смысле первым из мировых религий заставило задуматься о равенстве людей. Это был невероятный поворот в сознании, который нам сложно осознать сейчас (извините за тавтологию). Первый раз Бог стал единым для всех, то есть как бы “подталкивал” тогдашнюю глобализацию. Отдельным племенам (кстати, с очень шовинистическим сознанием), и с их собственными отдельными божествами предлагалась единая картина мира, при которой они как бы уравнивались. Как считают исследователи, складывание подобной картины мира было неизбежно в ходе развития Римской империи с ее отличными дорогами и почтовым сообщением. Единобожие постепенно стало нормой, но в то же самое время стало подтачивать общественные устои, где мышление “низов” тоже проделало определенную эволюцию. Низы стали задумываться о своем месте в общественной системе. Бывшие варвары хотели достичь уровня жизни столицы и перенимали самые новые веяния и новое мировоззрение, а это и было единобожие. Кроме того, при прекращении завоеваний и постоянном притоке свежей рабсилы на плантации стала пробуксовывать экономическая машина, плантации постепенно становились все менее выгодными и потому по мере ослабления центральной власти превращались в систему колонатов. Постепенно система античного рабовладения превращалась в феодальную. Бывшим рабам предлагалось в обмен на их безопасность становиться прикрепленными к земле крестьянами, а бывший рабовладелец становился из лидера как бы ОПГ потомственным замлевладельцем нового типа. Бывшая римская империя из страны с единой армией и системой правопорядка разбилась на кучку землевладений и регионов, владельцы которых при отсутствии центральной власти постоянно враждовали друг с другом. Но исчезло ли рабство как явление? При системе колоната колон при истечении срока его договора с землевладельцем мог покинуть землевладение, его интересы при этом защищало частное право. Колон мог передвигаться в пределалах ойкумены, нанимаясь, скажем, к тому, кому служить было выгоднее. При распаде как бы глобальной на тот момент Римской империи колон превратился в полностью зависимого виллана, который уже частично насильственным путем, частично путем шантажа удерживался на более маленьком феодальном владении, принося продукт уже не крупной системе, а вооруженному хозяйчику. Глобальная система сменилась более раздробленной, и на какой-то момент ставший более свободным бывший раб (колон) снова впал в полную экономическую и даже личную зависимость. То есть, действительно, некий просвет все-таки был на момент высшего развития античного общества, перед самым, или скорее, уже во время, его распада. Система вилланов и феодалов, исключавшая технологическое развитие, держалась столетия, пока не породила новое укрупнение государственных образований, в лице вначале более централизованных королевств, а потом и новых, “жестоких” монархий (Lo Stato) 16 века. Надо сказать, во многом это было следствием в том числе нового явления в истории нашей цивилизации – технологии начали “впервые” есть людей. В условиях некоего мирового, по крайней мере на уровне Европы, начавшегося странового разделения труда, появления банков, которые, в свою очередь, позволили до этого мелкие, разрозенные производства кустарного типа объединять в первые мануфактуры, которым нужно было дешевое сырье, королевства упрочивали свою власть через соглашения между королем и крупной аристократией. Аристократы предпочитали часть своих привилегий отдавать центральной власти в обмен на стабильность своего положения в меняющемся социуме. А социум становился все менее благополучным. Скажем, в условиях Англии овцы начали как бы “есть людей” – лендлорды людей попросту начали вытеснять со своих земель, превращая земельные наделы в средство производства – пастбища. Оставшихся не у дел людей ожидали репрессии – страны усеяли виселицы с повешенными за бродяжничество, а остальные пытались бороться за себя, нападая на сильных мира сего из шервудских лесов. Религия, уже шедшая на поводу у новой могущественной общественной формации, особенно не порицала эти явления – ведь тот же Генрих Восьмой попросту лишил на своей территории церковь как имущества, так и права какого-либа вмешательства, подчинив этот институт, ставший государственным, своей власти. Не действовал и соответствующий закон 1515 года, который вроде как запрещал превращать пахотные земли в пастбища, на деле же существовал лишь на бумаге. Но мы немного забежали вперед и забыли упомянуть некую закономерность, так как до упомянутых событий, до начала постепенного закручивания гаек лендлордами в начале 16 века существовал, судя по всему, некий более светлый период своего рода гомеостаза, когда и сельское население жило, не сильно угнетаемое рентой, и феодалы не свирепствовали. Судя по всему, это и было Высокое средневековье с его пламенеющей готикой, кратким периодом взлета искусства Возрождения в Италии (Возрождение, правда, было подпитано сокровищами и человеческим капиталом из Византии), с его географическими открытиями. По длительности этот период длился около 70 лет, как Советский Союз, но для того, чтобы остаться в истории светлых событий человечества, этого было достаточно. Это были Средние Века в самой светлой, гуманной, форме, когда и католическая церковь, находясь в кризисе, перестала довлеть над умами и сделала возможными научные изыскания и более раскрепощенное творчество, и капитал еще не начал зловещим катком покорять умы и сердца людей, и колониализм еще не развратил правителей сверхприбылями.
Одним из факторов, который начал все это уничтожать, стали как раз упомянутые Великие географические открытия. Потекшие рекой серебро и золото обусловили, с одной стороны, инфляцию и удорожание базовых продуктов, с другой стороны – стали фактором глобализации, который ужесточил борьбу между монархиями за колонии, тем самым заставив их, “закручивая гайки”, начать выжимать соки из населения, которое и так беднело. Торговля становилась по-настоящему глобальной, и старых кустарных методов производства и переработки становилось уже мало. В раже погони за наживой и сверхприбылями, особенно вооружившись технологией, сильные мира сего способны забыть о любых принципах человеколюбия, и выражением этого стало возродившееся рабовладение в колониальных странах. Здесь в ярчайшей форме проявился немного придушенный в условиях Старого Света расизм и шовинизм. Возобновились дискуссии наподобие “А можно ли назвать людьми индейцев?”. “Можно ли негров показывать в зверинце?” и тому подобные изыски. Революции, как известно, происходят из предсмертного хрипа гибнущего класса, и тогда таким классом, на костях которого зародилась новая формация английских фермеров (крестьяне, которым удалось выжить, немного разбогатеть и самим нанимать работников), а далее и средний класс, который в дальнейшем начал вкладывать деньги в городскую торговлю и промышленность, стали общинные крестьяне и монастырские крестьяне. По сути, Англия, как локомотив тогдашнего обуржуазивания, уничтожила свое исконное крестьянское население, как когда-то первое поколение феодалов в результате Войн Алой и Белой Розы. Далее рост бесправного населения (а именно о нем у нас речь) шел уже за счет огромного пауперизированного населения в городах и его эксплуатации на заводах и работных домах в промышленную эпоху. По сути, это и были новые рабы, и техника начала в этом рабовладении играть доселе невиданную роль. Колонии на тот момент служили еще больше для вывоза сырья, а продукт высокого передела получали в метрополии, ибо людские ресурсы это позволяли. Или, как выражаются сторонники теории технологических укладов, это была эпоха, когда британский капиталист сосредотачивался больше на материальном производстве, а не на торговле, ведь условия протекционизма помогали закрепить лидерство в производстве на тот момент наиболее передовой продукции. Беспросветная эксплуатация рабочих сопровождалась взрывоопасным увеличением количества представителей так называемых “опасных классов”. Это были люмпенизированные массы из тех, кто все-таки был мало или совсем не востребован в ту эпоху, именно они были порохом для взрыва революции 1848 года во Франции. Так как технологический уклад в своей второй стадии предполагает экспанцию капитала вовне, когда передовые технологии уже отработаны, то именно это позволило той же Британской Империи во второй половине 19 века несколько задобрить свой рабочий класс, делясь с ним долей наживы от внешней торговли и начавшейся промышленной эксплуатации уже своих колоний. Подобным путем с разными темпами отставания шли и другие страны Запада. Наступала эпоха империализма, когда в борьбу за рынки и колонии вступили целые страны, и, естественно, все эти противоречия не могли не закончиться большой войной, своеобразным уроком которой стал как бы антагонист капитализма – социализм. Находясь так же, как и капиталистические страны в парадигме технологических укладов той эпохи – эпохи химии, реактивных двигателей, атома, социализм, однако, во главу угла поставил общественное благо и отмену сословных перегородок. Иными словами, социализм для своей эпохи явился высшей стадией и уже симптомом упадка главенствующей мировоззренческой парадигмы. Как в свое время христианство поставило под вопрос сущность античного рабовладения и тупиковость бесконечных завоеваний племен и народов (то есть ознаменовало конец тогдашней античной глобализации), социализм поднял вопрос о необходимости сделать саму капиталистическую систему более человечной, не опирающейся на прямой колониализм, беспросветный отупляющий труд необразованных масс. Опять, под давлением бесчеловечной системы, на повестку вышел вопрос развития Человека как такового. Однако эта 70-летняя гонка за идеологическое лидерство окончилась угасанием альтернативной системы, во многом из-за постепенной деградации элиты и ее неспособности перейти к информационно-коммуникативному, пятому, технологическому укладу. Как яркая искра, разгорелся и погасла идея воспитать лучшего Человека; в основном в Советском Союзе от этого отказались в эпоху Хрущева. Сама империалистическая сущность пятого уклада, опирающегося на сетевые эффекты, незримо начала порабощать массы начиная с 80-х и особенно в 90-е и 2000-е, вне зависимости от стран и континентов. Естественно, никуда не делись страны четвертого уклада, куда стало вытесняться производство, однако передовые страны с новым укладом не боялись распространять новые технологии и туда, ведь это облегчало вывоз капитала, контроль за процессами и получение выгоды и продажи брендированного продукта. Как побочное явление, начала расти виртуализация мира человека, ведь, по сути, до известной степени, даже виртуализированная валюта стала жертвой и продуктом этого нового уклада. Теория системных циклов накопления капитала предполагает, что новый, уже 6-й, технологический уклад, начавшийся в 2011 году (Нанотехнологии, когнитивные технологии, НБИКС-конвергенция в производстве) будет происходить, или, точнее, уже происходит, одновременно со снижением прибылей от предыдущего уклада. Можем ли мы вообще проводить параллели между аналогиями двухвековой давности и современностью?
В какой-то степени – да, но со своими особенностями. Например, в период с 1831 по 1847 шла первая стадия второго технологического уклада – эпохи пара и железных дорог. Финансовая отдача от этого была высока, гораздо выше, чем во второй половине 19 века, когда уже была создана база, и пространства для развития оставалось уже не так много. Сама сущность этого уклада (средства транспорта и фритредерство) предполагала строительство некой инфраструктуры, и торговать с помощью нее можно было в том числе основным доходным продуктом первого уклада – текстилем и пр. Третий уклад, в котором основным продуктом были химия, электродвигатель, и, главное, тогдашние средства коммуникации, позволили достичь империалистической стадии, когда на основе всей этой инфраструктуры был создан кумулятивный эффект – всеми этими новшествами воспользовались уже уходящие в прошлое имперско-монархические элиты, развязав Первую Мировую, не сумев поделить сферы влияния. При этом они не постеснялись в горнило войны бросить на тот момент достаточно многочисленный людской ресурс. Что мы имеем сейчас? Продукты пятого уклада вполне себе удачно удачно используют деградирующие по всему миру старые элиты. Для удержания власти мировая паутина, базы данных и средства видеослежки задействованы ими достаточно хорошо; между этими страновыми элитами сохраняются во многом старые противоречия. Получаем ли мы снижение прибыльности от информационных технологий как от пятого уклада? Конечно, уже долгое время не вкладываются деньги и не изобретаются ни абсолютно новые телефоны, ни иные информационные технологии. Наблюдается только интенсификация – скажем, вышек для передачи данных. Подобным образом во второй половине 19 века паровоз уже не был в новинку, но железных дорог действительно стало больше. К первой мировой войне этими самыми паровозами перевозили уже новое средство уничтожения – гигантские дальнобойные орудия, а также новое средство закабаления человека машиной – сборочные конвееры. Современные элиты уже не располагают (по крайней мере, в Западном мире) человеческими ресурсами для окончательного решения вопросов, ибо население старо, деревня, которая давала в начале века в той же России значимый прирост населения для подпитки армии, практически не рожает людей даже на периферии капмира. Технологии уничтожения, собранные в эпоху четвертого уклада, вполне себе работоспособны и способны разнести планету в клочья. Ясно и то, что подобно тому, как монархи начала 20 века использовали труд талантливых инженеров для окончательного дележа мира, похожим образом, но на менее уважительной и выгодной основе эксплуатируется труд айтишиков, поддерживающих инфраструктуру современности.
Совокупный инженер и рабочий, желавший большего уважения к себе, тогда, образно говоря, свел на нет монархии. Сегодняшний продукт, выращенный в тепличных условиях 70-х, совокупные меркели и макроны, также могут не понимать, ЧТО И КТО на самом деле вызревает под спудом коронакризисов. Как тогда собственные армии стали средством (а во многом и субъектом свержения тогдашних монархических режимов), так и теперь безымянные невидимые хакеры могут вполне стать как средством, так и субъектом новых переворотов. Когда-то по железным дорогам подвозили снаряды. Для сегодняшних информационных рельсов такими снарядами будут служить управляющие команды отключения жизненно важных объектов. Однако вот в чем вопрос – не сидим ли мы в плену стеротипных представлений о войнах и переворотах будущего? Не кажущаяся такой уж пустой фраза “человек – это новая нефть” несет гораздо более страшный смысл, чем кажется. Новые био- и нанотехнологии в нашем представлении, еще сформировавшемся в парадигме 20 века, предполагает, что они являются как бы самоцелью, подобно вакцинам Коха. То есть их изготавливают и продают как можно более большому количеству населения. Так же, скажем, продавали шерсть и ткани при первом технологическом укладе, делали и продавали пароходы и паровозы при втором, первые автомобили при третьем, а первые компьютеры – при начале пятого уклада. При всех укладах использовались наработки и инфраструктура более старых укладов, то есть компьютеры могут в той же Бирме собирать руками по мануфактурным лекалам еще даже докапиталистической эпохи. При всех пяти укладах всегда создавался некий продукт, за который некий человек платил цену и покупал. То есть субъект всегда покупал объект. Пятый уклад создает доселе невиданную систему коммуникаций, чьи составные части (компьютеры, модемы и пр.) на первых порах, действительно, также продавались как объекты, продаваемые субъектам, готовым платить за них определенные деньги. Подобным образом продавались и телефонные аппараты начала 3 технологического уклада. Но далее начинает происходить нечто интересное. Первый раз в истории инфраструктура начинает как бы жить собственной жизнью. Сетевая технологическая структура начинает брать на себя все больше функций, которые до этого всегда делал человек – считать, управлять довольно сложными процессами, дополнять функции его мозга. Начиная с примерно 2000-х мы видим скорее держащиеся в тайне (ведь это начало 6 технологического уклада, а значит действуют правила протекционизма) попытки манипулировать геномом различных живых существ. Слухи о клонировании человека повлекли вначале возбужденное уголовное дело относительно китайского ученого, однако мы видим, как эти запреты тихой сапой снимают то в одной, то в одной стране. Будущее, естественно, нам знать не дано, однако, пользуясь логикой прошлых событий, можем его хотя бы приблизительно экстраполировать. Коронакризис в мире раскрыл нам глаза на то, что вакцина или то, что под ней скрывается, действительно, на первом этапе может являться предметом продажи и обогащения определенных корпораций. Так же когда- то продавали паровозы, карманные калькуляторы и прочее. Информационная сеть – задел еще предыдущего технологического уклада – действительно, служит средством убеждения потребителя и/или покупателя. Разница в том, что раньше люди сталкивались с тем, что “на том конце провода” всегда был живой человек, скажем, докто Геббельс или Совинформбюро. Сейчас это не всегда так, зачастую человек видит продукт так называемого искусственного интеллекта. Сеть становится уже неким гибридом мозгов живых и цифровых. Участившиеся в последнее время “случаи” слива личных данных говорят о том, что этому, как говорит журналист Шнуренко, “цифровому Левиафану”, “скармливают” некие данные сотен тысяч людей. То есть начался процесс, когда некая неживая инфраструктура нуждается для функционирования и обучения в живых людях – и вот это уже тотальный переворот. Скажем, для сравнения, что никогда телефонной сети не нужен был человек, все было наоборот. Личность человека и его атрибуты, от денег до биометрии – все завязано на сеть и управляемо ей, и этим уже не удивить. Таким образом, видим еще один фактор сращения человека с машиной. Злополучные вакцины могут являться ка бы первым шагом, вначале человек как бы обеспечивает здоровье с их помощью (то есть свобода воли и выбора еще присутствует). На следующем шаге без нее человек уже прекращает физическое существование – при этом сеть убеждает его, что это и есть норма. Читатель может сказать, что я передергиваю и фантазирую. Но мы наяву уже это наблюдаем! Все соцсети пронизаны как бы информацией о вакцинах, многие из “новостей” откровенно нелепы, однако мы должны рассматривать явление в целом, а в целом эффект таков – многие приняли вакцину в свое ментальное пространство, и вопрос стоит лишь о том, какую уколоть. То есть, возвращаясь “к нашим баранам”, мы увидим изменение психологии человека и его тотальной зависимости как от инфраструктуры, так и от, в будущем, биогенетических продуктов. Дигитальная инфраструктура служит как бы каналом тотального изменения психики и ментального поля, а через этот канал мы получаем доступ и к телесной сущности. Вспомнив наших античных рабов, которые были средством производства, мы не можем сказать, что хозяин был в состоянии удачно влиять на его менталитет, особенно массово. Тогдашний раб мог внутренне быть вполне свободным человеком, мало того, он имел надежду быть выкупленным когда-то в будущем. Сегодня же пошагово происходит объективация человека, и влияние на его разум с попыткой полного подчинения и манипулирования. А объект должен принимать все, стол, скажем, не может же укусить или ударить в ответ, когда ударишь его. Не верите в объективацию человека? Друзья, пока вы еще можете читать что-то длиннее поста о том, что коронавирус приводит к артриту, почитайте когнитивиста Пинкера..
На следующем шаге, исходя из логики развития технологических укладов, территории или то, что собой будут представлять страны, или корпорации, завоевавшие лидирующие позиции по биогененетическим технологиям и их внедрению, будут их стараться навязывать глобально, даже туда, где люди находятся про предыдущем укладе. Скажем, на этих территориях продолжат обеспечивать инфраструктуру пятого уклада – там еще останутся мозги и руки, готовые дешево производить этот, и прочий, труд. Возможно и даже возможно, что они будут этот труд производить „за так“, чтобы получить заветный укол. (Не верите? А вы могли раньше поверить тому, что произойдет в 2020 году?) На более развитых территориях биотехнологии станут тоже инфраструктурной вещью – уже упомянулась возможность “подсаживания” человеческого существа на иглу. Другая возможность – без биотехнологии будет вообще невозможно деторождение, а функция естественного деторождения будет выключена уже до этого, с упразднением семей, что уже проиcходит сейчас. Таким образом возможно будет управлять полностью производством человеческих существ, по плану, который, соответственно, будет просчитываться некой нейросетью. Нейросеть, скажем, подсчитает, что надо равномерно заселить Сахару и отдаст команду. Вы с удовольствуем подчинитесь и пойдете по барханам.. Нейросеть и еще более скоростной интернет станут настолько старым явлением, что все сочтут вполне естественным передачу сигналов напрямую в мозг без разного рода интерфейсов, которые станут таким же анахронизмом, как сейчас первые Пентиумы. Естественно, управляющий сигнал вряд ли будет тем, что вам будет зачитывать “Анну Каренину” на ночь. Скорее, мы будем иметь дело с искусственным возбуждением различных центров, отвечающих за переживания. По команде, просчитанной искусственным интеллектом, существо почувствует радость от того, что оно так счастливо, с такими настоящими эмоциями и переживаниями и оттого, что оно завтра пойдет на разноску, и просто так, без денег и вознаграждения, ибо зачем ему эти непонятные эквиваленты непонятно чего?
На следующей стадии седьмого технологического уклада мы увидим идеальный мир. Мы, счастливые в нем, правда, не будем понимать мы ли это или я один, или я одна, или я одно, или я – это уже не я, да и не все ли равно. Все равно сингулярность нас объединяет через сеть и позволяет существовать даже без еды, но это даже лучше. Мир, мы или я, можем наблюдать откуда угодно, он всегда солнечный, что странно, конечно, но какая разница, ведь всегда весело. Весело служить просто так, служить кому-то то там Великому и Мудрому, а кто это – а какая разница.
Ведь мы или я или ты – это и будет Вечно Счастливый Новый Человек…