Доколе? Об этом не напишут Эстонские медиа!
Похожие статьи
Я как раз послала Сергею очередной набор печатных материалов по современному состоянию вопроса об академической свободе, в том числе и рекомендательный проект закона от подкомиссии ООН. Я пробежала глазами эти рекомендации и, если честно, впала в ступор. Это документ поразительной безответственности и совершенно ни юридически, ни просто логически не состоятельный. Академии требуют для себя какой-то абсолютной автономии, не принимая при этом на себя абсолютно никаких обязательств. Это уже даже против закона рынка, где все-таки заказчик продукта имел право выбирать его качество, настоящий беспредел ничем не ограниченных хотелок под никому не гарантированные обещалки…И понятное дело, что вопрос о свободе учить чему бы то ни было, это вопрос прежде всего о языке и языковой традиции, в которой предстоит учить. Так что вопрос об академической свободе смыкается теперь с вопросом о языковом праве.
Мое письмо было в пути, когда я получила от Сергея весомое подтверждение моих рассуждений и впечатлений о состоянии данного вопроса.
Середенко:
У меня появились две новые идеи по академической свободе. Вот они, их две:
1. Свобода учить и свобода исследовать находятся в постоянном конфликте. Это совершенно нетипично для прав человека, где конфликты краткосрочны: мое право на отдых перестает конфликтовать с твоей свободой собраний, как только закончится время пикета и ты перестанешь кричать в матюгальник разные зажигательные кричалки.
Примечание егмг:
Я не считаю, что свобода учить и свобода исследовать находятся в конфликте, не более, чем смена деятельности в течении суток. Если конечно нагрузка научного сотрудника и препода сбалансирована. Препод обязан вести научную работу, но допускать ее результаты в студенческую аудиторию — это уже вопрос в том числе академической этики. Я вот лично считаю, что препод обязан фильтровать базар так, чтобы по возможности не вводить в заблуждение и искушение студентов непроверенными теориями и неоправданными теорией практиками. Одно предполагает другое — если ты не исследуешь, то чему ты будешь учить? Если не учишь, то кому предназначены результаты твоих исследований? Конечно, есть более кабинетный тип, есть предпочитающие полевую работу, есть именно педагоги от Бога, которые умеют донести мысль, порой лучше, чем ее сформулировал автор. Все эти функции с легкостью раскидываются по сетке расписания, которое не должно быть слишком плотным, двумя секретаршами, а все прочее решается регулярным заседанием кафедры, на которой докладываются как научные результаты, так и педагогические. Кстати, в советское время при университете как бы состояли научные институты или лаборатории, где преимущественно занимались наукой, но немного и преподавали. Так что не вижу никакого конфликта в правовом поле между исследованием и преподаванием, вижу только вопрос грамотной организации.
А вот что действительно представляет собой едва ли не онтологический академический внутренний конфликт — это административная и научная составляющие всякой исследовательской и/или педагогической институции. Хороший администратор вовсе не так уж часто — сильный ученый. И вот тут уже начинаются всякие проблемы и конфликты. Еще один конфликт встроен в процедуру смены генераций и преподов, и ученых. Этот конфликт присущ всему живому, но у человека он распространяется на мета-уровне и на академическую систему. Иерархия, карьера, слава — все это требует критериев, критерии требуют обоснования, обоснования требуют традиции, традиции следует учиться, то есть академия должна воспроизводиться, и вот мы снова — на колу мочало, начинай сначала 🙂 Но это жизнь во всей ее диалектике.
Середенко:
Инструментарий разрешения конфликтов между свободами в теории прав человека хорошо разработан и имеет богатую судебную практику. С одним важным уточнением: они все краткосрочные. А этот — считай, профессиональный и пожизненный. Если ты профессор, то чему тебе отдать предпочтение — учить или исследовать? От тебя ведь требуют и того, и другого. Это как с женщиной: много работаешь, зарабатываешь, «все в семью» – не уделяешь ей внимания. Уделяешь ей внимание, сидишь дома — неудачник, хлеба не на что купить…Такая вот разница в природе конфликта — еще один аргумент против включения Академической свободы в каталог прав человека.
Примечание егмг:
Я считаю, что преодоление именно этого, лучше сказать, противоречия, а не конфликта, и составляет основной нерв процесса обретения и передачи нового знания. Иначе никак. Это суть собственно процесса познания, еще с Ликейских рощ той самой Первой Академии. (Кстати, с женщиной ровно так же — надо сочетать, уж как-нибудь, на компромиссах). Я вот свой собственный пример приведу. Я по складу — кабинетный ученый, интроверт, книжный червь, синий чулок и прочее, но, занявшись научной деятельностью и попав в академическую систему, я была вынуждена еще и преподавать. Это было очень трудно и страшно, причем, потом еще и по-английски, я вообще на подгибающихся коленях ходила на лекции, страшный стресс. Но это было совершенно необходимо для того, чтобы верифицировать мои теории педагогической практикой. А затем пришлось заняться и теорией педагогического процесса, чтобы обобщить опыт и внесенные этим опытом поправки в свои теории. И так далее. А если ты — прирожденный говорун с хорошо подвешенным языком, с актерскими данными, но при этом не очень любишь копаться в датах и фактах, то тебе следует заняться и датами, и фактами, чтобы преподавать. Это тот случай, когда важнее воспроизводство системы, а не отдельных умников, хотя куда ж без умников. Но чтобы соответствовать системе, ты должен пребывать в двух (это как минимум) ипостасях. И, подписываясь под участием в этом, в сущности, экспериментом над твоим сознанием, ты принимаешь правила системы — и это правильно. Студенты поступают в вуз добровольно, а дальше их карьера зависит от умения соответствовать системе добровольно принятых правил.
В общем-то это принцип организации любой корпорации. Академия — это корпорация по своему устройству. Тут ничего не попишешь, иначе не выстроить критерии и систему оценок. Вот такая тут свобода, строго в границах корпорации. Таким образом, вопрос об академическом праве должен смыкаться с вопросом о правах и обязанностях любых корпораций в государстве. Насколько у нас разработано право, регулирующее конфликты корпораций и государства? Это вопрос более чем серьезный и актуальный. Вот академики требуют себе вообще автономию, да еще и за государственный счет.
Середенко:
2. Совсем, вот совсем новая мысль, причем фундаментального звучания. А кто должен обеспечивать академическую свободу? Вопрос, как ты понимаешь, с подковыркой. А подковырка тут в «университетской автономии».
Обычно права человека обеспечивает государство, и тут две, а то и три «гарантии»: международные конвенции по правам человека, под которыми подписалось государство, конституции и законы. Но! Само понятие «университетской автономии» говорит о том, что государство передало власть университету, при этом всегда вопрос — сколько и какой власти. А значит, раз власть осуществляет университет (автономия же!), то и академические свободы должен охранять и обеспечивать университет.
В Эстонии, например, объем и характер власти регулируется… административным договором между правительством и университетом, т. е. это чистый позитивизм и результат торгов, никакой теории под этим нет, один сплошной реал политик.
В силу университетской автономии никакой международной конвенции об академической свободе — нет. (Примечание егмг: и быть не может) Ибо как могут подписаться под ней государства, если они признают университетскую автономию? У них на это власти нет — они ее отдали университетам. Декларативно, конечно, но мысль, думаю, понятна.
И тут мы попадаем в капкан. Большой такой — на медведя.
Возьмем самый простой пример — шпионаж. Сколько ученых сидит в тюрьмах за «шпионаж»? За то, что поделились с кем-то результатами своих исследований? И как ее будет обеспечивать университет? А «государственная тайна»? Государство в любой момент может засекретить твои исследования — и прощай, свобода распространять знание…
И третий аспект: а как же мы с тобой? Мы ведь не имеем формальной связи ни с одним университетом — получается, что мы вне академической свободы, что она на нас не распространяется?
Примечание егмг: Да, тут действительно капкан, и вообще непаханное поле проблем. Но насчет нас с тобой, мы-то как раз пользуемся самой высокой степенью академической свободы на данный момент, именно потому что мы вне формальной системы. Но мы принадлежим определенным традициям научного изучения мира, мы уже были воспитаны той еще советской системой академической передачи знания, и вот эти правила определяют не формальную, а подлинную принадлежность к той или иной академической традиции. Мы как бы стали сами источниками своей традиции, распространяя ее и совершенствуя, минуя все бюрократические (которые на деле — политические) препоны. Хотя ты и в заключении, но твоя мысль свободно излагается в публичном пространстве, не подвергаясь никакой цензуре. Увы, чтобы обрести эту свободу, из системы пришлось выйти. Ты сам это знаешь, пошел в дворники, но писал то, что думал. За все в этой жизни надо платить. Говорить то, что думаешь, – привилегия сильных.
