Ульяна Меньшикова: “Про деда. Часть 3”

Часть 1.

Часть 2.

Уже ближе к вечеру мы вернулись в Новичиху и я попросила Сашу отвезти меня домой. В дороге у меня созрел коварный план и мне до дрожи не терпелось его реализовать. Зря я, что-ли, в семинарии агиографией увлекалась (это такая богословская дисциплина, изучающая жития святых). А уж там рецептов по борьбе с волхвавми и прочей нечистью – не перечесть. Молодая была, задорная. Интересно было, сработает в моём случае или нет практическое применение святынь против колдовства. Полегчало и сразу мысли интересные зароились.

– Ульян, мы тебя одну там не оставим, не думай даже. Сегодня ещё и полнолуние, мало ли что там дедушка твой «добрый» удумает. Если вещи забрать, то давай я тебя закину ненадолго. А пока будешь собираться, мы поедем по кромке бора тёлку нашу поищем, вдруг найдется. Я в храме сегодня так просил, так просил, чтобы нашлась.

– Хорошо, Саш, – отвечаю, – мне часа хватит.

Деда ,на моё счастье, в доме на момент моего прибытия не оказалось и свой хитрый план мне удалось воплотить по всем пунктам. Для начала я налила крещенской воды во всё, из чего дед мог бы напиться воды или чаю – в чайник, вёдра с колодезной водой, которые всегда полными стояли в сенях (домашнего водопровода на тот момент еще не провели), в суп, и даже ,грех, конечно, но моя жажда мести заставила пойти меня и на это- в бутыль с самогоном, который дед, как лекарство принимал три раза в день . Лет за десять до описываемых событий ему поставили четвёртую «не операбельную» стадию рака желудка и отправили домой умирать. Он сам назначил себе самогоно-терапию с чётким графиком и прожил после постановки диагноза добрых двадцать пять лет. Потому, чтоб уж – наверняка, я добавила святой воды и в самогон, зная, что до чая дело может и не дойти на вечернем приёме пищи, а уж самогон будет выпит всенепременно.

После этого я окропила весь дом, спела полушёпотом тропарь кресту, как и полагается в этом случае и для надежности затолкала под дедову перину большой деревянный крест, который бабушка хранила в шифоньере, укутанным в шерстяной платок. Войдя в раж, найдя там же, где хранился крест, огарок «четверговой, с двенадцати евангелий» свечи, зажгла её ,и прошлась ещё одним крестным ходом по всему дому с пением четвергового же тропаря «Егда славнии ученицы на умовении Вечери просвещахуся, тогда Иуда злочестивый сребролюбием недуговав омрачашеся, и беззаконным судиям Тебе праведного судию предает…», пропевая с особым тщанием и почти на форте «Иуду злочестивого». В результате и свечу истово прилепила на пол под дедовой кроватью. Мы, религиозные фанатики, такие. Бойтесь нас. Когда в наших руках появляется орудие массового поражения в виде деревянного ветхого креста, банки со святой водой и свечного огарка – бегите сразу, не оглядываясь. Всё равно всех победим;)

За эти благим делом дед меня и застал, тихо, как кот, войдя в дом. Петь я к тому времени, правда, уже перестала, но из под кровати ещё не вылезла.

– Ты с огородом приехала помогать или по деревне без дела шляться и дурью маяться тут? – прокаркал он, напугав меня до посинения. – Что ты под моей кроватью забыла?

Со стонами , кряхтя и подволакивая нестерпимо тут-же заболевшую ногу (а за всеми своими ритуальными действиями я как-то подзабыла, что она у меня болит) я выползла из под кровати.

-Пуговица оторвалась, ищу вот – находчиво соврала я деду. – С огородом разберусь, не переживай – усыпила я его бдительность.

– Ужинать будешь? – спрашивает. (У нас так. Война-войной, а обед по расписанию. Всегда. И ужин тоже).

-Буду – говорю.

– Накрывай тогда, не толкись без дела.

Я даже, грешным делом, подумала, что переборщила с его участием в моём нездоровом состоянии. Быстро наметала на стол и мы сели вечерять. Дед достал своё «лекарство».

– Выпьешь?

– Выпью.

– Тогда доставай рюмку.

Дед ,под края, налил нам обоим своего термоядерного самогона, вечно отдающего жжёной резиной , поризнёс свой вечный, полный глубокого смысла тост : «За всё хорошее!» и опрокинул рюмку в рот целиком, не растягивая на глотки. Годы тренировок давали о себе знать. Мне так хотелось, чтобы он, как в кино про ужасы, поперехнулся своей огненной водой, схватился обеими руками за горло, упал на пол и начал там корчиться в невообразимых муках с хрипом выплевывая из себя железные фиксы и просьбу : «Прости и помоги!». Но этого, к великой моей печали, не произошло. Он с явным удовольствием выпил и с ещё большим удовольствием закусил выпитое хорошим куском варёной свинины из супа. Потом, всё с тем же тостом мы выпили ещё пару раз, плотно поели ( а аппетит у меня разыгрался просто волчий и я от деда не отставала ни в распитии самогона, ни в поедании щей), я убрала со стола, дед спел свою любимую песню и ушёл закрывать стайки.

Саши с Мариной всё не было. Я пару раз позвонила им на домашний телефон, но мне никто не ответил. Я поняла, что они увлеклись поисками тёлки и приедут за мной не скоро, если вообще приедут. Дед вернулся со двора, основательно запер двери начал готовиться ко сну. Спать он всегда ложился рано, « с курями», как говорила бабушка. Мне тоже особо нечем было заняться, да и устала я крепко после такого путешествия, поэтому я тоже, правда, не раздеваясь, прилегла на диван, в надежде, что ребята за мной всё-таки заедут. И тут-же, молниеносно, уснула и так же резко, как от толчка, проснулась, как мне показалось через минуту, хотя на улице уже было совсем темно, а легли мы засветло и было понятно, что проспала я пару часов точно.

Окна в бабушкином доме прорублены низко и из них, летними ночами, был очень хорошо виден восход луны . И в те дни, когда случалось полнолуние и на небе нет облаков, мы всегда задергивали занавески, чтобы лунный свет не мешал спать. Вы же наверняка видели хотя бы раз восход луны в степи? Нет? Это потрясающе. Жители гор и городов, получают луну в виде небольшого блина, висящего в середине неба и светящегося холодным серебряным светом и больше смахивающего на городской фонарь. А свою настоящую красоту и величие она дарит степным жителям , величаво, без спешки, вынося свой пронзительно-оранжевый бок из-за линии горизонта. Я не оговорилась, он действительно оранжево-золотой, цвет восходящей луны. И она огромна настолько, что трудно поверить, что ты видишь ее без телескопа , просто глядя в окно.

Все бы хорошо, но насладиться красотой тихой лунной ночи мне тогда было не суждено. В соседней комнате, где почивал дед, вдруг раздались какие-то странные звуки. Что-то засипело,захрипело, как будто большие старинные часы с боем, которые давно отслужили свой век, вдруг собрались бить полночь, но ни сил, ни возможностей на полноценный бой у них не нашлось и пришлось довольствоваться хриплыми охами и вздохами. Но таких часов у нас не было. Были старенькие, с кукушкой, которые лет десять уже не шли и служили только как декоративное и бесполезное настенное украшение.

Я хотела было встать и проверить, что там происходит в соседней комнате, обнаружив спросонья невероятную смелость и отвагу, как вдруг сип прекратился и раздался натужный кашель деда.

– Что ты мне сделала? – голос деда, казалось прозвучал прямо в моей голове.

– Что. Ты. Мне. Сделала.?

Я лежала ни жива ни мертва , прикинувшись ветошью и судорожно строила планы побега через окно, которое можно было только выбить, так как створок у него не было и выйти на свободу можно было бы только с рамой на шее.

А тем временем в соседней комнате творилась какая-то страсть Господня. Дед ухал филином, стонал и скрежетал зубами, попутно осыпая меня отменнейшими проклятиями, желая мне такого, чего в здравом уме и не придумаешь.

– Сработало! – злорадно откликнулся мозг, – Сработала святая водица и свечной огарочек! Зашевелилась нечисть!

Но счастье мое длилось совсем недолго. Невыносимая боль в ноге в одну минуту достигла пика моего болевого порога и я не хуже деда начала страдать и пристанывать не только от боли, но и от безуспешных попыток встать и убежать из этого ужаса. Было ощущение, что в тот момент мне без всякого наркоза, на живую, разрезали плоть не меньше чем десятью раскалёнными ножами.

– Убери, убери его! Улькя, встань, убери сию же минуту! – вопил дед в соседней комнате – Убери!

– Крест… – мелькнуло в моей голове – Крест ему покоя не даёт , ироду противному.

– Не уберу – прошипела я ,корчась от боли.

Вспоминаю сейчас эту ночь и мороз по коже, как вчера все было. Огромная луна светит в окно, но в доме почему-то не светло, как это обычно бывало. Темень и страшный , звериный стон и вой деда, я не могущая подняться с дивана, скованная ужасом и болью… Дикость полнейшая.

Кое как собираю мысли в кучу и начинаю молиться вслух : «Живый в помощи вышняго в крове Бога небесного водворится…». Страх пропадает, вся сосредоточена на том, чтобы не забыть, не перепутать слова спасительного псалма. Дочитываю до середины , стараясь не обращать внимания на дедовы вопли. И тут громом во весь этот инфернальный ужас врывается резкий стук в окно.

В каких эмоциях этот стук застал деда – не знаю, я же в этот момент точно потеряла пару десятков лет здоровой жизни и последний разум. «Все,сам сатана за нами пришёл». Зачем сатане было стучать в окно, а не проникнуть элегантно эфирным телом сквозь стены я,конечно, не подумала. Хотя чем там было думать, помилуйте.

На минуту в нашей адской атмосфере воцарилась тишина. Стук повторился уже с утроенной силой.

– Ульяна! Ульяна, открой! Это я, Саша!

Я пытаюсь встать, что-то ответить, но у меня не получается, голос от страха пропал (а у меня всегда во время сильного стресса перехватывает горло так, что ни звука издать не могу). Сашка что есть мочи стучит в одно окно, потом в другое, но ни я ни дед не можем встать и впустить его в дом.

На какое-то время Саня пропадает, но уже через несколько минут возвращается с фонариком и начинает светить во все окна по очереди, в надежде, видимо, обнаружить хотя бы наши с дедом трупы. Он светит прямо мне в лицо, диванчик на котором я готовилась принять мучительную смерть ,стоит прямо у окна, видит, что я не мертва , не сплю и начинает тарабанить в окно с удвоенной силой.

– Уля! Открой! Я сейчас окно выставлю! Вы живые там?

– Живые – одними губами отвечаю, но Саша меня, конечно же не слышит.

Собрав то, что осталось, от своих сил, буквально схватив себя за горло, поднимаюсь, включаю в комнате свет и,подвывая, волоча за собой совершенно безжизненную ногу пытаюсь пойти и открыть ночному гостю дверь. Для этого мне нужно пройти через комнату деда, сени, присенки, вытащить две крепко сидящие в пазах палки, которые служат засовами и отпереть здоровенный «заломный» замок. В том расхристанном состоянии задача была для меня равносильна восхождению на извергающийся Везувий.

Дед лежал на своей кровати и ликом был похож на свежего покойника, скончавшегося от удушения. Стараясь не встретиться с ним взглядом , раненым бойцом, проковыляла кое-как мимо его одра, не забыв перекреститься самой и дистанционно перекрестить «любимого дедушку».

– Улькя, убери его, как человека тебя прошу, убери! – проклекотал измочаленный дед, но я сделала вид, что не слышу просьбы.

Через силу справилась со всеми запорами и буквально выпала из дома на Сашку.

– Ну вы и спать! Еле достучался. А мы в бору застряли , машина встала колом и стоит, я уже мотор перебрал весь, часа три завести не мог, кое-как выбрались.

– Саш, поехали к вам, прямо сейчас, пожалуйста.

– Так мы за тобой и приехали, чтобы забрать, ты вещи-то захвати.

– Не до них, поедем скорее, у нас тут жуть какая-то творится, я не смогу обратно войти, сейчас расскажу все, только поехали поскорее отсюда.

Не заперев дверей, не оборачиваясь, опершись на Санино плечо я ,спотыкаясь на каждом камушке, дотащилась до автомобиля и упала на заднее сиденье. Впереди, задорно похрапывая, спала уставшая от поисков телочки Марина, никак не среагировавшая на мое появление.

Ехать было всего ничего, каких-то десять минут, но почти сразу, как машина тронулась, стало понятно, что скоренько и без приключений мы не доберёмся . Меня страшно замутило , только успела крикнуть : «Саша, тормози, мне плохо!» , на полном ходу выскочила из машины (при больной-то ноге!) и тут-же меня стало выворачивать наизнанку прямо посреди дороги.

– Ульянаааааа!!! – услышала я Сашкин дикий крик, и не успев ничего понять, оказалась сбитой с ног и лежащей на обочине. Саша лежал рядом со мной, хватая ртом воздух, а по дороге, разрывая воздух звуком клаксона, мчался КАМАЗ, под колёсами которого я должна была сгинуть, если бы не Санина зоркость и проворность.

Мы кое-как поднялись при помощи Марины, которая здорово расшибла себе лоб при экстренном торможении и от боли и со сна не сразу сообразившая, что происходит.

– Вот тебе пакет, блюй в него и не смей выпрыгивать из машины пока до дома не доедем – клацая зубами от пережитого и глядя на меня, как на ту ведьму, приказал Саша – поедем огородами, мало ли…

Околотками и без приключений мы добрались до дома. Уже подъезжая , Саша резко затормозил и многострадальный лоб его жены чуть было опять не был разбит о лобовое стекло.

– Марин, смотри…

У ворот, как ни в чем не бывало, паслась телочка-потеряшка, которую безутешные хозяева разыскивали чуть ли не неделю по всем лесополосам, полям да оврагам. Сама пришла.

Совершенно пришибленные самостоятельным возвращением молодой коровушки (почему-то в тот момент это нас потрясло невероятно) мы вошли в дом и в полном молчании сели за стол. Сил ни на разговоры, ни на бурную радость не было ни у кого. Я попросила у Марины что-нибудь обезболивающего и, выпив сразу три таблетки анальгина, уснула.

Проснувшись в уже пустом доме, добрые люди уже разъехались по работам, я поняла, что к врачам, все же ехать придётся . На бедре, там где так нестерпимо уже несколько дней болело, выросла здоровенная шишка – нарыв, которая переливалась синюшно-зеленоватым перламутром и тюкала изнутри так, будто там сидел кто-то живой и очень рвался наружу. Настоящий классический чирей несусветного размера. Я плохо себе представляла, что с ним делать, потому что никогда фурункулезом не страдала, поэтому решила безотлагательно отправиться в больницу.

Перед посещением врача, как всякий приличный человек, отправилась в баню, чтобы там, на скорую руку, ополоснуться из чайника. Раздевшись, пытливо начала изучать больное место и пришла в ужас, насчитав у своего чирея целых пять голов. Чуть надавила на него – не больно. Странно. Сдавила посильнее, подпрыгнула до потолка от резкой боли и решила уже оставить вскрытие этой гадости врачам, как он сам, всеми своими пятью головами прорвался и то, что его наполняло, пульсирующими толчками вырвалось наружу. Меня замутило от запаха и вида зеленовато-чёрной жижи, которая залила мне ногу и пол. Закрыв глаза, сжав зубы я давила нарыв, не обращая внимания на боль и отвращение.

Не буду терзать никого физиологическими подробностями. Справилась не скоро, но справилась, измуздырив всю баню своими самопальными хирургическими действиями. Обработала раны «Шипром», который лет двадцать, никем не востребованный, жил в предбаннике и ждал своего часа, чтобы послужить качестве антисептика жертве колдовских наговоров. Вымыла всю баню на три раза кипятком, и для верности, чтоб уж наверняка изжить всю заразу – затопила её, дабы основательно прожарить и изгнать оттуда стафилококк на веки вечные.

За делами даже не поняла, что меня окончательно отпустило. Ничего не болело, не тошнило, голова ясная, на руку и на ногу быстра, как и прежде. Горы готова свернуть, все огороды окучить и переполоть. Аппетит разыгрался, как водится у здоровых людей , яишню смастерила на сале, только села за стол , в голове мысль : « Как там дед-то? Не преставился ли за ночь, иуда злобный? А хоть бы и помер – думаю – горе небольшое, перекушу, потом уж пойду проверю, теперь я знаю, каким способом с ним бороться. Пусть он меня теперь боится».

Через час я уже была у ворот бабушкиного дома. На лавочке перед домом сидел зелёный, как змий, дед, постаревший за ночь лет на десять и совершенно не злой.

– Пришла?

– Пришла.

– А чего свет ночью не выключила?

– … Не успела

– Что ты мне сделала, окаянная? Что?! – прорвало деда – я дышать не могу, еле встал сегодня – он поднял на меня слезящиеся стариковские глаза, красные от недосыпа.

– Я?! Я тебе «сделала»?!!! – подступившая было к сердцу жалость, улетучилась в один момент – ты меня чуть в могилу не загнал и ты меня спрашиваешь «что я тебе сделала»??? – я готова была затоптать старого злыдня – Слушай меня внимательно. Если ты ещё раз в мою сторону просто нехорошо посмотришь, даже без своих приговорок колдуняцких, я тебя… Уничтожу просто. И бабушке и родителям все расскажу, что ты тут вытворяешь и что раньше творил, да я молчала. Черт старый ,вот ты кто! Святой воды напился, да чуть не помер, вот и все, что я тебе «сделала».

Я вошла в дом, вытащила из под дедовой перины крест, из под кровати четверговую свечу, положила все обратно на свои места в бабушкин шкаф, воду ни в ведрах ни в чайнике, конечно же менять не стала, навела в доме порядок и со спокойной душой отправилась в огород, дергать осот с вьюном.

С того дня дед присмирел в отношении меня и не докучал мне ни «завтриками», ни обедами, стараясь вообще не сталкиваться со мной без необходимости. А там, вскоре и бабушка приехала и мы с ней, конечно же обсудили эту историю . И от нее я узнала, что чирей мой страшный был никакой не чирей, а настоящая «кила» , которую знахари «привешивают» неугодным им людям.

– Баб, ну как ты с ним живешь, с таким окаянным?

– Да как… Я же поначалу и не знала, а потом детей его было жалко, и так сироты, мать схоронили, а ещё и я их за порог выставлю. Да мне он никогда ничего и не «делал», понимает же что бесполезно. Я же молюсь всегда, и за него, дурака, тоже молюсь. А сейчас он старый да больной куда пойдёт? Пусть уж шебуршится тут возле меня . И ты не злись. Ты молись почаще и не бойся его, когда молишься они все «бесполезные» (не опасные – прим.)становятся, запомни.

Предваряя вопросы скажу – умирал дед тяжело и плохо, разум совсем оставил его месяца за три до смерти, ходить сил уже не было, но он постоянно куда-то рвался бежать и все время падал с кровати и мы его поначалу ловили (а мне пришлось поехать на помощь бабушке, одной ей было не справиться), а потом соорудили высокую загородку из досок возле кровати, но однажды ночью дед и через неё прорвался, нашёл в ящике комода молоток и принялся бить меня, сонную, им по голове. Слава Богу сил у него было уже не так много и покалечить меня он не смог, хотя и напугал сильно. На похороны приехали дедовы дети, переругались с бабушкой и моей мамой, обвинив их в краже шести килограмм свиного фарша и с тех пор мы не виделись. Да и не за чем. Вот такое колдовство.И если вы ни разу с таким не сталкивались, то это вовсе не значит , что этого нет.

Источник

Стоит прочитать!

СОВРЕМЕННИКИ. Анатолий Акулов: “Ностальгия”

Ему было за семьдесят, но он сохранил живость ума, живой блеск глаз, а при улыбке открывался ряд натуральных, белых зубов.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Sahifa Theme License is not validated, Go to the theme options page to validate the license, You need a single license for each domain name.