Эта публикация – оригинал статьи, заказанной редакцией эстонской газеты Eesti Päevaleht. Это издание, несколько сократив материал, но сохранив основную мысль оригинала, опубликовало статью под заголовком «Русский учащийся хочет остаться русским. Идентитет нельзя менять силой». Найти её можно и по адресу: EPL.EE/ARVAMUS.
Когда в только что созданной в Кохтла-Ярве государственной гимназии с эстонским языком обучения приключился скандал с уходом 33 русских молодых людей, вспомнились золотые слова адепта Народного фронта Эстонии, учёного-филолога Мати Хинта. В годы Поющей революции он объяснял русским, что «нет языка – нет народа».
Правда, я и тогда не понимал, что же конкретно угрожало эстонскому языку 30 лет назад? Зато ясно – то был замаскированный крик эстонской души о стремлении к полной самостоятельности, о праве народа на суверенитет, как новорождённого – на жизнь.
Прошлое Эстонии, и её «русский вопрос» сегодня
Эта двойственность свойственна эстонской общественно-политической культуре в силу многострадальной многовековой истории народа, когда судьбу эстонцев определяли не своё дворянство и офицерство, отечественная аристократия, а заменявшие их иноземцы. Именно поэтому эстонское общество на протяжении последних полутора веков находится в состоянии, то реальной, то виртуальной гражданской войны, начиная с дискуссий Якобсона и Янсена. На самом деле гражданской была и Освободительная война между эстонцами-западниками и пророссийскими эстонцами-большевиками. Ныне это – парламентская война между эстонцами-глобалистами (оппозиция) и эстонцами-изоляционистами (правящая коалиция). Это противостояние внутри общества обусловлено, как тем, что Эстония находится на границе цивилизаций (Запад и Восток), так и несовершенством эстонской государственности, которая на наших глазах (Слава Богу!) имеет пусть слабый, но тренд к взрослению.
Кстати, история лишь объясняет «аберрацию» нынешней эстонской восточной и национальной политики. Прошлым нельзя оправдать его «атавизмы», ими тем более грешно оправдываться после того, как Эстония 15 лет назад вступила в Евросоюз с её общечеловеческими ценностями. Переход из одного союза в другой существенно не прибавил Эстонии суверенитета, а потому лишает полной самостоятельности в своём развитии, что удавалось избежать странам с полноценной историей самостоятельного развития и потому «повзрослевших» естественным образом и лишённых сегодня комплексов неполноценности, свойственных современной Эстонии.
Конкретно, ныне становлению эстонской государственности в многонациональной Эстонии мешает вассальная зависимость от Запада (Великобритании и США), вынуждающая Таллин быть святее Папы Римского в вопросах русофобии. Но это – тема отдельного разговора.
«Русский вопрос» в тисках эстонской русофобии
Из того, что острее всего мешает, но, как ни странно, и способствует возмужанию Эстонии, это – «русский вопрос», выражающийся, прежде всего, в ущемлении прав почти трети русского и русскоязычного населения.
Этот «вопрос» мешает торжеству заветной идеи о полной демократии и независимости, остающиеся сегодня достаточно иллюзорными (но кто в этом признается?), а так же, как это ни парадоксально, являются помехой для торжества этнократии с её государственной идеологией моноэтнизма.
В 90-е годы проблемы русских и русскоязычных жителей решали кавалерийскими наскоками. Вспомним Хандо Руннеля с его изречением «Сначала – права эстонцев, потом – права человека». Ныне под давлением Запада пришло осознание, что не менять что-то в «русском вопросе» на западный манер уже нельзя. Однако проблему стали решать уже, как бы, и по-европейски, но во многом формально, а, по сути, вульгарно и даже лицемерно. Сказывалось отсутствие исторического опыта в решении таких вопросов. Интеграция, на словах – взаимная, необратимо привела к «Бронзовой ночи», а после – в ползучую дерусификацию и ассимиляцию.
Но надо признать, что совмещение русского особости (треть населения) с эстонским «телом» имеет объективные преграды. Можно даже говорить о несовместимости эстонского (протестантского) и англосаксонского мироощущения с русским (православным) миропониманием. Первые живут, условно говоря, по принципу «Как жить?», вторые – «Зачем жить?». То есть мировоззренческая установка изначально разная.
Принять и учесть это эстонцам мешает языческое «Кто не с нами, тот против нас». При отсутствии в Эстонии полноценного межэтнического симбиоза эстонцы не хотят (не готовы) понимать, что русские – не плохие сами по себе, что они – другие. Если же кто понимает, тот сознательно демонизирует русских и Россию. А процент дураков, как говорил известный литовский журналист Альгимантас Чекуолис, одинаков у всех народов.
Если образно, то отсюда и невыполнимая и в наше время задача, да и завтра – совместить «эстонский болт» с дюймовой резьбой и «русскую гайку» с метрической. Примитивное и насильственное накручивание приведёт лишь к поломке, и того, и другого.
Вот почему, как и в советское время, самое разумное – уживаться друг с другом, признавать, и законодательно, и в будничной жизни, хотя бы, межэтническое равноправие (под влиянием Запада до реального равенства, увы, далеко). Пример тому – Бельгия с её фламандским и валлонским населением, при всех тамошних проблемах межнационального общения.
Условие для взаимного уважения одно – не примитивная идеологическая (часто лицемерная) лояльность русских к Эстонии, а их законопослушность и борьба в рамках закона за своё равноправие и равенство!
Не учиться на эстонском языке, а учить этот язык
Эстонской общественно-политической и культурной элите надо научиться наступать на горло собственной мононациональной песни – научиться жить на равных в многонациональном обществе. А это и приведёт к нормализации межэтнических отношений. Ибо исчезнут описанные Михкелем Раудом (Eestlase käsiraamat) такие черты современного эстонца, проявляемые в отношении к национальному вопросу, как заносчивость, чванство, высокомерие, спесивость, кичливость, которое можно выразить одним эстонским словом upsakus. Порой кажется, что эстонцы в отношении к русским подсознательно ощущают себя своими бывшими поработителями – немецкими баронами, а русских – на своём бывшем месте, холопами. Это высокомерие появилось параллельно с заметными успехами Эстонии в создании общества потребления с относительно приличным уровнем материальной жизни трудоустроенных жителей и это даже с учётом значительного социального расслоения общества.
Во всей красе этот патернализм проявился в отношении к русским гимназистам в Кохтла-Ярве, где они отказались продолжать учёбу в новой государственной гимназии. И дело не только в их, по вине государства неготовности учиться на эстонском языке на уровне своих эстонских сверстников, и не в том, что гимназия хочет научить своих воспитанников хорошим манерам (есть с вилкой и ножом), а в том, КАК (с уважением или без) к русским и русскоязычным учащимся, педагоги добиваются поставленных задач.
Вывод: не надо насильно делать из русского эстонца или западного человека.
Если такое произойдёт, то только на добровольной основе и постепенно.
Сегодня картина обратная. И потому, когда Эстония объявила тотальную эстонизацию образования, то русское и русскоязычное население нутром почувствовало, что упомянутый постулат Хинта о языке и народе стал теперь и для него маркером сохранения своей национальной идентичности.
Уже с середины 90-х годов не было в Эстонии русского политика, выступавшего против владения эстонским языком. Освоение любого языка в дополнение к родному языку, это – благо. Владение им помогает жить рядом с людьми другой национальности, культуры, обычаев и традиций, получать новые знания, не раздражать окружающих своим изоляционизмом.
Но этнократия взяла примитивный и неподготовленный курс не на обучение эстонскому языку, а обучение на эстонском языке, прикидываясь наивным, что нет тут никакой разницы. И, более того, утверждает очевидное: будто бы не владеющий эстонским языком русский сам сужает свои возможности учиться в университетах и трудоустраиваться. Но последнее давным-давно осознано русскими и русскоязычными жителями. Проблема же, как выяснил Госконтроль ЭР в том, что государство не обеспечивает на должном уровне обучение в «русской школе» эстонскому языку. Что, кстати, вменено ему в обязанность статьёй 4 Закона ЭР «Об образовании».
Димитрий Кленский
Таллин, 24-26 ноября 2019